— Конечно, — заметил Цзы-лу, — люди в Цинь мало ценят человеческую жизнь.
— Верно, — ответил я. — Знаете, когда я спросил циньского диктатора, почему он считает своей обязанностью казнить такое множество людей за незначительные проступки, он ответил: «Если моешь голову как следует, обязательно потеряешь несколько волосков. Если голову не моешь вовсе, лишишься всех волос».
К своему удивлению, я почувствовал, что большинство присутствующих согласно с Хуанем. Но во всем Срединном Царстве люди склонны одобрять смертную казнь преступников, которых мы бы наказали простым увечьем или даже побоями.
Тема похорон, траура и долга перед умершими занимает китайцев еще больше, чем нас. Я так до конца и не понимал почему, пока Цзы-лу вдруг не спросил Учителя:
— А знают ли умершие, что мы молимся им?
Я знал, — да и кто не знал? — что Конфуций питает глубокую неприязнь к вопросам, не имеющим ответа.
— Разве ты не согласишься, — спросил он, — что вполне достаточно того, что мы знаем смысл своих действий, когда воздаем им почести?
— Нет. — Как самый старый и ревностный ученик, Цзы-лу никогда ни в малейшей степени не противоречил ученому мужу. — Если духов и призраков не существует, то не вижу причины утруждать себя, ублажая их.
— А если существуют? — улыбнулся Конфуций. — Что тогда?
— Конечно, мы должны оказывать им почести…
— А раз мы не можем знать наверняка, не лучше ли вести себя так, будто они есть?
— Возможно. Но стоимость похорон может разорить семью, — настаивал Цзы-лу. — Должен быть какой-то другой, более разумный способ служить и духам, и живым.
— Мой старый друг, пока ты не узнал, как должным образом служить живым, как ты можешь надеяться послужить им после смерти?
Конфуций взглянул, должно быть непроизвольно, на Янь Хуэя, который с улыбкой смотрел на него. И вдруг под дряблой кожей молодого человека явственно обозначился череп.
— Кроме того, — продолжал Конфуций, — мир, что-нибудь значащий в этом мире, — это мир живых. Но поскольку мы любим и чтим пришедших до нас, то выполняем обряды, напоминающие о нашем единстве с предками. И все же истинное значение этих обрядов нелегко понять даже мудрецу. Для простого же народа это сплошное таинство. Люди рассматривают эти церемонии, как оказание почестей и умилостивление страшных призраков. Но это не так. Небеса далеко. Человек близко. Ради живых мы воздаем почести умершим.
Меня всегда умиляло, как Конфуций уклоняется от разговоров о небесах. Я хотел продолжить расспросы, но нас прервало появление Жань Цю и Фань Чи. Они примостились позади всех, как опоздавшие на урок школьники.
Конфуций несколько долгих мгновений смотрел на них, затем спросил:
— Почему так поздно?
— Государственные дела, Учитель, — тихо ответил Жань Цю.
— Мне не дано должности, но если бы сегодня вечером были какие-то государственные мероприятия, я бы знал. — Конфуций покачал головой.
Повисла растерянная пауза. Затем Конфуций спросил:
— Вы одобряете новые налоги?
— Сегодня утром по приказу Кан-наня я вывесил ставки налогов на стене Долгой Сокровищницы, — ответил Жань Цю.
— Это всем известно. — На этот раз концы передних зубов скрылись из виду. Старик закрыл свой кроличий рот и принял необычно суровый вид — этакий мечущий молнии бог-демон. — Я не спрашиваю, вывесил ты или нет новые ставки налогов; я спрашиваю, одобряешь ли ты их.
— Как управляющий семейства Цзи я обязан подчиняться главному министру, — с отчаянием в голосе проговорил Жань Цю.
Конфуций был готов взорваться, если такое возможно.
— Во всем? — спросил он.
— У меня есть обязанности, Учитель. И это всегда было в ваших правилах — нужно служить законному владыке.
— Даже когда он требует совершить кощунство?
Жань Цю казался ошеломленным.
— Кощунство, Учитель?
— Да, кощунство. Прошлой весной Кан-нань ездил к горе Тай. И предложил духу горы нефритовый камень. Поскольку только монарх может делать это, он совершил кощунство. Ты прислуживал ему на церемонии у горы Тай?
— Да, Учитель.
— Значит, ты совершил кощунство. — Конфуций захлопнул свой веер. — Ты начал собирать новые налоги?
Потупившись, Жань Цю кивнул.
— То, что ты делаешь, несправедливо. Налоги чрезмерны. Народ будет страдать. Ты должен был остановить Кан-наня. Ты должен был предупредить его о последствиях.
— Я предупреждал его, что налоги… что ими будут возмущаться.
— Когда правитель отказывается быть справедливым к народу, его слуги должны подать в отставку. Твой долг был ясен. Ты должен был отказаться от должности управляющего.