— А где мне ходить, коли вы дорогу заминировали?
— Там же, где и мы, — говорит Сиронь. — Через лес.
— Ну, это для меня слишком далеко. Да еще по такому снегу!
— И внизу его столько же выпало? — спросил сержант Балог.
Зузка кивнула.
— Это хорошо, — заметил ее отец. — По такому снегу немцы не проедут к дому лесника.
Зузка допивает чай.
— Ну я пошла, отец… Там теперь много работы.
— Всегда ты торопишься, — разочарованно говорит Чилик.
Девушка, обувая мокрые сапоги, улыбнулась парню.
Матуш с женой лежат на сене: в переполненном доме нечего и думать об уединении.
Он проводит рукой по ее лбу, поглаживает шрам, задумчиво, с отсутствующим видом.
— Что с тобой, Матуш? — Она крепче прижимается к нему. — Тебя что-то мучит… я это чувствую.
Муж молчит, слегка отстраняется.
— Уйду я, Анка, — говорит он вдруг.
Она не удивлена, только становится еще более грустной.
— Я знала…
— Я должен, понимаешь? — Матуш садится на сене. — Там все: отец, товарищи по поезду, а я…
— Ты же не вылечился, рука у тебя еще…
— Если могу спать с тобой, то, видать, я уже в порядке! — резко перебивает он.
Жена затихает, опустив голову. Матушу стало жаль ее.
— Ты хочешь, чтобы после войны показывали пальцем: «Вон Матуш! Когда другие воевали, он сидел у жениной юбки!»
Анка не возражает: она знает, что ничто не изменит решения мужа.
— Когда ты пойдешь?
— Сегодня.
Женщина медленно встает, отряхивая с юбки сухие травинки.
— Пойду соберу твои вещи, — говорит она печально.
Словно белые призраки, из леса появляются немцы.
В белых халатах, на лыжах и без лыж, они приближаются бесшумно; белые фигуры почти сливаются со снегом.
В хвосте цепочки идет в белом офицерском полушубке оберштурмфюрер Риттер.
За ним — солдат-переводчик.
И гардист Амброз.
Зузка возвращается налегке, с пустым мешком.
Вот еще осталось сбежать вниз по крутому склону, чтобы сократить путь, а там и дом лесника.
В эту минуту она увидела их: белые халаты, автоматы в руках. Они окружают усадьбу.
Девушка словно примерзла к снегу.
Но уже в следующий миг опомнилась и бросилась назад, туда, под Ветерну полонину, в панике натыкаясь на низко висящие ветви деревьев, согнувшиеся под тяжестью снега.
Она исчезает в тучах взвихренной, сверкающей снежной пыли.
Комната полна людей — здесь раненые солдаты и партизаны, жена лесника и трое ее детей, дедушка и мать Матуша, которая держит на руках внука, завернутого в одеяло.
А в дверь вваливаются немцы.
— Добрый день, соседи, — здоровается Амброз. — Или вы меня не признаете?
Никто не отвечает. Только дед не сдержался:
— Я тебе потом скажу… после войны.
В комнату вталкивают лесника и двух раненых партизан.
А потом — Матуша с женой.
— Они прятались в сене, — докладывает эсэсовец оберштурмфюреру.
Риттер узнает с первого взгляда: это тот солдат, который взял его в плен голыми руками, с нестреляющим автоматом. Там все и началось: позор, плен, понижение в должности — все по вине этого солдата.
Матуш не верит своим глазам: ведь он же видел, как этого немца увезли на машине.
Риттер что-то говорит переводчику.
— Командант гаварить, что он тебя узнавать, — сообщает переводчик. — Он жалеть, что еще не имел возможности тебе благадарить.
Один только Матуш понимает, что означают эти слова…
Теперь переводчик обращается на своем судето-чешском языке ко всем:
— Вы не иметь страх. Командант не стршилять раненый противники. Гражданские лица не будут наказан, если объяснить свой присутствие на этом месте.
— Деревню вы нашу спалили! — воскликнул дед. — Поэтому мы здесь!
Переводчик переводит, Риттер пожимает плечами.
— Скажи им, что мы сожжем каждую партизанскую деревню. И накажем каждого врага.
Достав носовой платок, он приложил его к носу.
— Фу, какая вонь. Скажи им, что от них требуется, — говорит он и, брезгливо морщась, выходит из комнаты.
Ребенок заплакал, Анка испуганно успокаивает его.
— Это он, — шепнула Матушу мать, — тот, что спалил деревню…
— И ранил твою жену, — прошептал дед.
Матуш побледнел.
— Боже мой…
— Командант нуждается в доказательстве сотрудничества, — заканчивает переводчик. — Нуждается в человек, что знать дорогу к партизанам. Кто знать?