П е р в ы й. Но ты все это любил, брат мой. Как ты можешь оплевывать теперь то, чем мы прежде жили. Неужели ты хочешь, чтобы я тебя возненавидел?!
В т о р о й. Это твое дело. Только имей в виду — ты возненавидишь лучшее, что было в нас!
П е р в ы й. Худшее, Даниэль, худшее!
В т о р о й. У тебя нет за душой ничего, кроме совести. И той тебя наделили по ошибке. Ты мягок… как нарыв… как тряпка… и этой тряпкой я буду вытирать свои ботинки!
П е р в ы й. Скажи лучше — как слезы, брат мой.
В т о р о й. Настало мое время. Теперь я знаю свою силу и свои возможности! Они грандиозны… (Упоен, с победоносным видом.) Я выиграл, мой милый! Этот старый идиот дал мне крылья! Эксперимент удался!
Те же и сестра Б е а т а.
Б е а т а. К вам гости. Трое сослуживцев.
П е р в ы й. Сослуживцы? (Пугается.) Нет, нет, не пускайте их!
В т о р о й. Отчего же? Если профессор разрешил!
Б е а т а. Профессор сказал, что ему наплевать. Что вы ему осточертели. Оба!
П е р в ы й. Никаких визитов, сестричка. (Показывает на второго.) Он… он сегодня нездоров!
В т о р о й. Не слушайте его! (С галантным жестом.) Просите, сестра Беата!
Беата, пожав плечами, выходит.
П е р в ы й. Обещай мне хотя бы…
В т о р о й. Ничего я тебе не обещаю, Даниэль!
П е р в ы й. Ради бога! Они не должны узнать, что случилось…
В т о р о й. Я им ничего не скажу. Но пустота во мне уже рвется наружу! (С леденящей кровь ухмылкой.) Если позволишь… я сделаю пробу, посмотрю, как она действует.
Те же, С и л ь в а й, доктор К и ш и Ф р а н ц о.
На пороге появляется празднично одетая троица — в черных костюмах, с цветами и подарками. Однако при виде пациентов профессора Йордана у посетителей перехватывает дыхание: все трое замирают, не в силах что-нибудь произнести или двинуться с места.
П е р в ы й. Здравствуйте, здравствуйте! Проходите!
Ошарашенные гости не двигаются с места. Только изумленно разглядывают обоих Даниэлей Гашпаров.
П е р в ы й (сердечно). Какая приятная неожиданность!
В т о р о й. Вот уж не думали, что вы сюда притащитесь!
С и л ь в а й (опомнившись, весело). Хо-хо, а вы не утратили чувство юмора, ребята! Ей-ей, не утратили… (С раскрытыми объятиями кидается к ним.) Данько… Даниэль… Дорогой наш Даниэлько! (Запнувшись.) Но… кто из вас кто? Как вас различать, черт возьми?
П е р в ы й. Я номер первый… он номер второй.
С и л ь в а й. Номер первый и номер второй! (Весело.) Но ведь это, де-факто, все равно! Каждому по букету — и дело с концом! (Сует им в руки цветы.) Из моего сада, ребятки. Собственноручно вырастил… доктор, чего стоишь? Преподноси!
К и ш (разворачивает две всем хорошо знакомые пепельницы с белыми медведями). Одна пепельница для номера первого… другая для номера второго. В память о вашем счастливом исцелении.
П е р в ы й. Ах, это совсем не обязательно… (Растроганно.) Я вам так благодарен! Только мы не курим.
С и л ь в а й. Вот видишь, Францо! Что я говорил? Пепельницы не подойдут. Мне ли не знать, что Данё Гашпар не курит… то есть, что они не курят…
Ф р а н ц о. Большинством голосов прошли пепельницы. Подарочный фонд уже исчерпан.
В т о р о й. Опять все растранжирили. А нам, извольте радоваться, — пепельницы! (Швыряет свою пепельницу на пол.)
П е р в ы й (испуганно). Что ты делаешь, Даниэль!
С и л ь в а й (бодро). Ничего, ничего… осколки — это к счастью! (Грозит пальцем.) Ах, разбойники, наделали же вы нам хлопот! Сколько мы из-за вас переволновались…
В т о р о й (сухо). Ну, с вами-то ничего не станется. Насколько мне известно, ни один из вас не лопнет от усердия.
С и л ь в а й (весело). Ну что я сказал?! Они не утратили чувство юмора! Как поживаете, ребята? Как делишки? Небось уже здоровехоньки, разбойники?!
П е р в ы й. Благодарим за заботу, господин директор. Слава богу, худшее уже позади.
В т о р о й. С чего это ты величаешь его директором?
П е р в ы й. А как же иначе?
В т о р о й. Зови его лучше так, как все у нас называют за глаза.
С и л ь в а й. О, это любопытно… право, любопытно!