М и т ч е л л — тюремный надзиратель, 60 лет.
М а й о р Д ж е й м с А п п е л ь г е й т, 50 лет.
Д о н ь я Д о л о р е с, 36 лет.
Д и а н а — ее дочь, 18 лет.
Ф р э н к М о р р и с, 45 лет.
И з а б е л ь, 25 лет.
Г о л о с а: Первый, Второй, Третий.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Перед занавесом появляется Б е н н и М а к л а у д в сопровождении старика н а д з и р а т е л я, в руках у которого связка ключей.
М а к л а у д и н а д з и р а т е л ь.
М а к л а у д (останавливается). Куда вы меня ведете, Митчелл?
Н а д з и р а т е л ь. В камеру смерти, мистер Маклауд.
М а к л а у д. Куда? (Непонимающе.) Но ведь мы идем к Луиджи.
Н а д з и р а т е л ь (деловито). Он уже там.
М а к л а у д (ошеломлен). В камере смерти?! Это против правил. Ему там пока нечего делать!
Н а д з и р а т е л ь. Он сам просил перевести его туда.
М а к л а у д. Сам?!
Н а д з и р а т е л ь. Вот именно. Начальник тюрьмы пошел ему навстречу и, учитывая примерное поведение, разрешил…
М а к л а у д. Луиджи, видно, рехнулся. Вместе с вашим начальником!
Н а д з и р а т е л ь. Я этого не думаю, мистер Маклауд. По-моему, Луиджи прав.
М а к л а у д. Значит, и вы рехнулись, Митчелл.
Н а д з и р а т е л ь. Луиджи считает, что ему надо сперва немного привыкнуть к электрическому стулу. Он хочет там обжиться, что ли. Ну, как бы акклиматизироваться.
М а к л а у д. Обжиться?.. (Потрясен.) В камере смерти?!
Н а д з и р а т е л ь. Вот именно. Он убежден, что тогда ожидание казни будет меньше действовать ему на нервы.
М а к л а у д. Беспрецедентно!.. Еще ни один из моих клиентов не спешил отправиться на тот свет!
Н а д з и р а т е л ь. Луиджи не такой, как все, мистер Маклауд… Совсем не такой. (Вдохновенно.) Когда он начинает петь, вся тюрьма замирает… Убийцы, гангстеры, контрабандисты, шулера, наркоманы, эротоманы… ну, словом, все со слезами на глазах слушают, как он поет. У Луиджи золотое горло! Какая жалость, что такой голос навсегда замолкнет, когда наш Луиджи сядет на электрический стул и включат ток…
М а к л а у д. Что поделаешь, Митчелл. Если бы не было преступников, мы с вами оказались бы без дела…
Н а д з и р а т е л ь. Не говорите так, пожалуйста. Ведь вы же его адвокат, мистер Маклауд!
М а к л а у д. Я сделал все, что мог. Десять дней я боролся за его жизнь. Моя речь на суде получила самую высокую оценку специалистов. (С гордостью.) Должен вам сказать… она… убедила всех!
Н а д з и р а т е л ь. Кроме присяжных…
М а к л а у д. Плевать мне на присяжных. Я подал просьбу о помиловании!
Н а д з и р а т е л ь. А результат?..
М а к л а у д. Еще не все потеряно, Митчелл. (Помолчав, неопределенно.) Многое сейчас зависит от Луиджи. Вы сказали: у него золотое горло. Посмотрим, какая у него голова… Будем надеяться, она набита не макаронами… Ну, пошли! (Быстро уходит за занавес.)
Растерянный надзиратель следует за ним.
Занавес поднимается.
Л у и д ж и.
Сцена представляет нечто среднее между обычной тюремной камерой и камерой смерти: столик, стул, койка и т. д. и здесь же стоит электрический стул, массивный, сделанный из какого-то темного дерева. Он стоит в центре камеры на возвышении, как королевский трон, и оснащен множеством ремешков, лямок; возле него кожаный шлем для приговоренных, на белой кафельной стене за стулом рубильники и выключатели. Л у и д ж и, остриженный «ежиком», сидит на электрическом стуле; закатав арестантские штаны, он парит ноги в деревянном ушате и самозабвенно поет неаполитанскую песенку «Санта Лючия». С пронзительным скрипом открываются невидимые двери, входят а д в о к а т и н а д з и р а т е л ь.
Л у и д ж и, Б е н н и М а к л а у д, н а д з и р а т е л ь.
Л у и д ж и. Почему так скрипит дверь? (С легким упреком.) Неужели во всей тюрьме не найдется капли масла?
Н а д з и р а т е л ь. Извини, Луиджи… Но таково правило. Дверь в камере смерти должна скрипеть пронзительно.
М а к л а у д (ироническим взглядом обводит камеру). Роскошно! Не понимаю, почему ты не попросился прямо на кладбище.