М а к л а у д. Да, последняя. Прочти и ее.
Л у и д ж и (небрежно). «Обязуюсь выполнить условия, установленные специальным отделением больницы «Санта Моника»». (Возвращая листок.) Отчего же не выполнить. В каждой больнице свои порядки.
М а к л а у д. Их всего два. (Берет листок.) Но об этих условиях нельзя написать.
Л у и д ж и. Нельзя?
М а к л а у д. Видишь ли, специальное отделение… (Понизив голос.) Собственно, это ведь не просто больница… мало ли чем они там занимаются… (Таинственно.) Ты должен быть нем как могила — это первое условие. Нам обоим надо держать язык за зубами.
Л у и д ж и (кивает). А второе?
М а к л а у д. Смерть должна наступить не от электрического тока.
Л у и д ж и. Почему? Странно. По-моему, казнь на электрическом стуле — вполне солидный и современный способ…
М а к л а у д (прерывает его). Да, но электрический ток погубит сердце. Вероятно, поэтому они и настаивают на ином, новом виде казни.
Л у и д ж и (с интересом). Новом?
М а к л а у д. Собственно говоря, способ-то старый… очень старый. Но в Америке его никогда еще не применяли.
Л у и д ж и. Интересно, что же это может быть?!
М а к л а у д. Казнь мечом, Луиджи.
Л у и д ж и. Мечом?! (Не верит своим ушам.) Вы говорите — казнь мечом?
М а к л а у д. Да, таково второе условие.
Л у и д ж и. Но это… это страшное условие. (Задыхаясь.) Каким мечом?.. И почему мечом?
М а к л а у д (пожимая плечами). Этого я не знаю.
Л у и д ж и. А я знаю! (Потрясенный, с ужасом.) Тупым мечом!
М а к л а у д. Тупым? Откуда ты это взял? (Деловито.) Я думаю, наоборот — самым острым.
Л у и д ж и. Я слыхал от контрабандистов, которые переправляют к нам гашиш, что у них в Азии так делают: казнят тупым мечом! (В ужасе.) Чтобы подольше не наступала смерть, чтобы человек больше мучился!
М а к л а у д. Послушай… что ты выдумываешь? И почему так всполошился?
Л у и д ж и. Ведь это я подписал бумагу, а не вы. Но мучить себя я не дам!
М а к л а у д. Ну какие могут быть мучения, балда ты? (Убедительно.) Врачи из «Санта Моники» знают свое дело. Они заинтересованы в здоровом, крепком сердце донора, а не в том, чтобы он мучился!
Л у и д ж и (кричит). Но этот донор — я! И на такое условие не соглашусь! Я не желаю, чтобы какие-то докторишки отрубили мне голову… это уж слишком!..
М а к л а у д. Человека, которого доставят в «Санта Монику», уже убил закон… правосудие. Врачи получат лишь его тело!
Л у и д ж и. К чертям ваши адвокатские штучки! Я предпочитаю умереть вот тут. (Указывает на стул.) Солидно!.. Верните мне эту бумагу, Бенни!
М а к л а у д. Она спасет тебе жизнь!
Л у и д ж и. Нет… нет! Я не хочу рисковать! (Вспотев от страха.) Я не заслужил такой смерти и ни на какой меч не соглашусь!
М а к л а у д. И н и к т о не согласится! В том-то и вся штука, понял? (Торопливо перечисляет.) Министры… верховный суд… правительство… конгресс… президент… никто не захочет обжечься на таком деле… все станут перебрасывать его друг другу, как горячий каштан. Вот т а к мы выиграем время… а время будет работать на нас. «Санта Моника» не, получит разрешения — ручаюсь!
Л у и д ж и. А что если получит… что, если…
М а к л а у д. Никогда! Это создало бы опасный прецедент.
Л у и д ж и. Не знаю, что такое прецедент, но знаю, что́ я подписал!
М а к л а у д. Ты живешь в прекрасной стране, Луиджи. У нас замечательное правительство. Мы — первые на Земле… и первые на Луне. (С непоколебимой уверенностью.) Такое правительство не допустит, чтобы американскому гражданину отрубили голову… А ты ведь уже американский гражданин, Луиджи Ломбарди!
Л у и д ж и (отчаявшись, измученно). Может, вы и правы… Может, ваш план и в самом деле хорош, но… (Резко.) Отдайте мне бумагу, Бенни!
М а к л а у д. Ты что — рехнулся?
Л у и д ж и. Не отдадите?
М а к л а у д. Ты же обещал слушаться меня во всем.
Л у и д ж и. Я не обещал, что дам отрубить себе голову.
М а к л а у д. Никто тебе ее не отрубит, дурень!
Л у и д ж и. Нет, я больше не верю! Ничему не верю!
М а к л а у д. Чему ты не веришь, черт побери?
Л у и д ж и. Вашему замечательному правительству, например…
М а к л а у д. Это и твое правительство, Луиджи Ломбарди!
Л у и д ж и. Почему же оно ни разу меня не спросило, согласен ли я на эту гнусную войну, которую оно ведет уже восемь лет?