М а к л а у д (прерывает его). Тебя жалеют, тебе завидуют…
Л у и д ж и. Завидуют?!
М а к л а у д. Ты знаменитость, ты словно кинозвезда! Твои фотографии, автографы нарасхват. Все идет в ход! Прядь твоих волос… пуговка — на счастье… Люди ведь способны на всякие глупости…
Л у и д ж и (подавлен). Мои волосы… пуговки?
М а к л а у д. И твое сердце, Луиджи Ломбарди! Тебя засыпают письмами, телеграммами, к тебе рвутся посетители — все хотят заполучить твое сердце…
Л у и д ж и. Но у меня всего одно сердце, Бенни!
М а к л а у д. Обещать можно всем. (Пожав плечами.) Почему бы нет?
Л у и д ж и (помолчав). Об этом ты не говорил мне, Бенни.
М а к л а у д. Но я говорил, что у меня есть план. И что я спасу тебе жизнь!
Л у и д ж и. Но ты же не сказал мне сразу, что (неуверенно)… что я стану знаменитостью.
М а к л а у д. Будешь знаменитостью, пока тебе не надоест. Главное — выиграть время.
Л у и д ж и (почесывается). Эх, знал бы я наверняка, что так будет…
М а к л а у д. Ручаюсь — имя твое облетит весь мир, его услышат во всех уголках нашей планеты.
Л у и д ж и (возбужденно). Ты думаешь… и в Фулминии тоже?
М а к л а у д. В какой Фулминии?
Л у и д ж и. Той, что на Сицилии. (Скромно и гордо.) Я там родился, Бенни.
М а к л а у д. Ну конечно же, и в Фулминии!
Л у и д ж и. Вот видишь, а у нас никто не верил, что из меня будет толк. Мачеха вечно колотила меня скалкой. А однажды, когда мы с сестренкой рассыпали сахарный песок, она заставила нас языком слизать его с глиняного пола.
М а к л а у д. Ты прославишься, Луиджи Ломбарди, и пусть твоя мачеха удавится от злости!
Л у и д ж и (трет лоб). До сих пор помню ее скалку. Когда мачеха начинала орать, я трясся, как швейная машинка. Видишь, как далеко я от нее удрал — за океан, в Америку.
М а к л а у д. Когда-нибудь ты вернешься на родину и тебя будет встречать вся Фулминия.
Л у и д ж и (помолчав). Я уже никогда туда не вернусь. И никто меня не будет встречать… (Грустно смотрит на клочки бумаги.)
М а к л а у д. Вот видишь… вот видишь, если бы ты не порвал…
Л у и д ж и (несчастным голосом). Почему я ее разорвал, Бенни?
М а к л а у д (спокойно). Потому что ты дурак.
Тишина.
Л у и д ж и. Бенни…
Маклауд отворачивается.
Л у и д ж и. Бенни!
М а к л а у д. Чего тебе?
Л у и д ж и (виновато). А это нельзя… склеить?
М а к л а у д. Что?
Л у и д ж и. Ну это. (Показывает на клочки.) Дарственную.
М а к л а у д. Совсем ошалел! Склеенную бумагу нести в «Санта Монику»? (Стучит по лбу.) В специальное отделение?
Л у и д ж и. Бенни…
Маклауд с безразличным видом принимается насвистывать.
Л у и д ж и. А нельзя ли…
М а к л а у д. Нет!
Л у и д ж и. Новый листочек, Бенни. (Сокрушенно.) Если бы ты еще разок отстукал…
М а к л а у д. А ты опять разорвешь!
Л у и д ж и. Подпишу — и уже ни за что не разорву.
М а к л а у д. Я тебе не верю. И вообще, оставь меня в покое! Я уже не твой адвокат.
Л у и д ж и. Клянусь, не разорву. Если бы завтра… или еще сегодня ты ее принес…
М а к л а у д (неподкупно). Ни сегодня, ни завтра…
Л у и д ж и (покорно). Бенни, ну прошу тебя…
М а к л а у д. Не принесу!
Л у и д ж и. Почему?
М а к л а у д. Потому, что уже принес. (Вынимает из портфеля еще один экземпляр дарственной.) К такому клиенту, как ты, лучше ходить с дубликатом.
Л у и д ж и. Madonna mia! (В полном восторге.) Ну и голова же у тебя, Бенни!
М а к л а у д (пожимая плечами). Меня ведь не колотили по ней скалкой!
Л у и д ж и (медленно, торжественно подписывает, от усердия высунув кончик языка). Луиджи Ломбарди… родом из Фулминии… Сицилия.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Л у и д ж и и г о л о с а — первый, второй, третий.
Л у и д ж и, в трусах и майке, делает гимнастические упражнения. Он полон сил и бодрости.
Г о л о с а, с одинаковой профессионально-зазывной интонацией, но отличающиеся один от другого, звучат отовсюду в зале и сливаются в многоголосый хор.