Л у и д ж и. Да. А может, даже столько и не потребуется… Хотя… Минутку. Я сейчас… (Умолкает, неподвижно глядя в ту же точку, куда раньше смотрел майор.)
М а й о р (обеспокоенно). Что с вами?
Л у и д ж и. Сосредоточиваюсь… Знаете, я не был там больше тридцати лет.
М а й о р. Где?
Л у и д ж и. В Фулминии, на родине. (Что-то бормочет, прикидывает, считая на пальцах.) Не знаю, не знаю… Тогда там не было ни электричества, ни… (Сокрушенно.) Очень жаль, но десяти тысяч не хватит.
М а й о р. О’кей. Значит, пятнадцать, Ломбарди.
Л у и д ж и (задумчиво). Школа там есть, это верно… Но она такая старая. Ее даже туристам показывают. Как древние развалины времен Веспасиана.
М а й о р. Может быть, уже построили новую?
Л у и д ж и. В Фулминии?! Там никогда ничего не построят.
М а й о р. Даю двадцать. И ни доллара больше!
Л у и д ж и. Двадцать… двадцать. (С легким упреком.) Тогда не хватит на мостик.
М а й о р. Какой мостик, черт побери?!
Л у и д ж и. Который ведет к апельсиновым садам. Он еще при мне два раза обрушивался. Там вулканическая почва.
М а й о р. Больше двадцати тысяч не имею права. Необходимо специальное разрешение.
Л у и д ж и (не слушая его, озабоченно). А если принять во внимание, что там нет телефона…
М а й о р. Разве в Фулминии непременно должен быть телефон?
Л у и д ж и. Да и водопровод не в порядке…
М а й о р (взрывается). Не могу же я построить вам новую Фулминию! На деньги американской армии!
Л у и д ж и. А почему бы и нет, майор? (С приветливой улыбкой.) Это же вы ее разрушили в войну?!
М а й о р. Двадцать пять тысяч — и точка! Ведь сперва вы хотели всего десять!
Л у и д ж и. Хорошо. По рукам… Так вы сказали, тридцать пять?
М а й о р. Я сказал: двадцать пять тысяч. Больше вам из меня не вытянуть ни цента, милейший!
Л у и д ж и. Не хотите — не берите. Пусть Генеральный штаб ищет другое сердце.
М а й о р. Черт бы вас побрал! Ладно. Тридцать пять!
Л у и д ж и. А не лучше ли округлить эту сумму?
М а й о р (стонет). Округлить?!
Л у и д ж и. Подумаешь — всего сорок тысяч! И ни цента больше!
М а й о р. Это же вымогательство, Ломбарди!
Л у и д ж и. Майор Аппельгейт. (Задумчиво, не глядя на него.) У человека всего лишь одно сердце. И лишь одна Фулминия.
М а й о р (утирая лоб). Деньги я передам вашему адвокату.
Л у и д ж и. Переведите их прямо в Фулминию. И пожалуйста — телеграфом. (Пауза.) Пусть там выпьют за мое здоровье, когда меня будут… (Резким жестом показывает, как ему отсекут голову.)
М а й о р. Ну, ну! Выше голову, Ломбарди! (Бодро похлопывает его по плечу.) Если мы не увидимся… ну… так… всего наилучшего. Армия вас не забудет! (В дверях.) Да, кстати, какое у вас звание?
Л у и д ж и. Никакого, майор.
М а й о р. Я подам рапорт о присвоении вам… (Смешавшись.) Конечно, это… так сказать, «ин мемориам» — на память.
Л у и д ж и (вытянувшись, отдает честь). Рядовой Ломбарди благодарит вас!
М а й о р. Держитесь, сержант Ломбарди! Всего хорошего! (Отдает честь и торжественно выходит.)
Л у и д ж и и н а д з и р а т е л ь.
Н а д з и р а т е л ь. Поздравляю, Луиджи!
Л у и д ж и. Опять подслушивал под дверью? (Ворчливо.) Сержант… ин мемориам. (Сплевывает.)
Н а д з и р а т е л ь. Луиджи… Еще ласточки!
Л у и д ж и. Тоже в мундирах?
Н а д з и р а т е л ь. Береги глаза — не то ослепнешь! (Почтительно вводит двух дам.) Прошу! Мистер Ломбарди ждет вас. (Исчезает.)
Л у и д ж и, д о н ь я Д о л о р е с, Д и а н а.
Д о н ь я Д о л о р е с — темпераментная, даже экзальтированная мексиканская креолка. Д и а н а, ее дочь, безмолвная, застывшая, производит впечатление красивой куклы.
Д о н ь я Д о л о р е с (осматриваясь). О боже! Какой ужас!
Л у и д ж и (учтиво). Что, простите?
Д о н ь я Д о л о р е с. Камера смерти… боже мой! (Испуганно.) А это?.. Это же…
Л у и д ж и. Электрический стульчик.
Д о н ь я Д о л о р е с. Уж-жасно! Кош-шмарно!
Л у и д ж и. Все относительно, мадам! (Показывает наверх.) Каждый приходит туда своей дорогой.