Л у и д ж и и майор А п п е л ь г е й т.
Майор на этот раз в штатском: в темном фланелевом костюме, в темном непромокаемом плаще, с черным зонтом в руке.
М а й о р (врывается, горланя по-солдафонски). Под суд отдам!.. В тюрьму упеку!.. Я вас!..
Л у и д ж и. Вы, кажется, не заметили, что я уже в тюрьме.
М а й о р. Ты… ты мошенник! Я тебе покажу…
Л у и д ж и. Не помню, когда это мы с вами перешли на «ты». (Резко.) Что вам угодно?
М а й о р. Он еще спрашивает! Я сполна уплатил ему за сердце, а он… он обещает его каждому, кто ни попросит!
Л у и д ж и. Это мое дело.
М а й о р. А сорок тысяч долларов?! (Его крик переходит в рев.) Выходит они — фьють!.. Выброшены на ветер! Как же мне теперь быть!
Л у и д ж и. Это уж ваше дело. (Пожимает плечами.) Я не получил от вас ничего.
М а й о р. Все было послано в вашу паршивую Фулминию!.. Как вы пожелали! По телеграфу! (Размахивает листками бумаги.) Вот они — квитанции!..
Л у и д ж и. Ну что вы так разволновались? Из-за каких-то несчастных сорока тысяч.
М а й о р. Вы меня обманули! И поплатитесь за это!
Л у и д ж и (мрачно). При нынешнем курсе доллара в Фулминии, вероятно, получили не больше чем… (Невнятно бормочет, подсчитывая.) Всего двадцать четыре миллиона итальянских лир.
М а й о р. А знаете… знаете, что они там с ними сделали? (Вне себя от возмущения.) Пропили и прожрали!.. Все двадцать четыре миллиона!
Л у и д ж и. И хорошо сделали. По крайней мере хоть раз в жизни почувствовали себя людьми…
М а й о р. Вино рекой лилось по улицам… Они купались в шампанском… и каждый вечер… каждый вечер устраивали такое!.. Что там венецианские ночи! (Он почти на грани нервного шока.) Оргии… Вакханалии! Сатурналии!.. Содом и Гоморра!!!
Л у и д ж и. Вы что — завидуете им? (Ложится.) Не приставайте больше ко мне!
М а й о р. Они и строить-то ничего не собирались! Никакой школы… никакого водопровода и телефона… Вообще ничего!
Л у и д ж и (зевая). Наверное, решили, что ваши бомбы опять все разрушат.
М а й о р. А вот о борделе они позаботились! Подумать только — публичный дом на деньги американской армии!..
Л у и д ж и. На этом борделе будет когда-нибудь мемориальная доска… С вашим именем, майор Аппельгейт.
М а й о р. Вы погубили мою карьеру! Весь Генеральный штаб потешается надо мной. А те сорок тысяч отнесли на мой счет! (Удрученно.) Как мне теперь быть, скажите, мошенник вы этакий?!
Л у и д ж и. Выньте шнурки из ботинок и вешайтесь.
М а й о р. Вот вам этого не избежать… И военного суда тоже… сержант Ломбарди! (Кричит.) Это жульничество!.. Саботаж!.. Государственная измена!
Л у и д ж и (передразнивая). Бу-бу-бу!
М а й о р. За это выносят смертный приговор!
Л у и д ж и. Послушайте… Нет, вы просто ненормальный! (Приподнимается на койке.) Ведь я уже осужден на смерть. Сколько же раз вы хотели бы меня казнить?.. Дважды?
М а й о р. Теперь у вас уже нет никаких шансов. Все требуют вашей крови. (Категорически.) А я требую: деньги или сердце. Это мой ультиматум!
Л у и д ж и (флегматично). Денег у меня нет, а сердце не дам.
М а й о р. Не губите меня, бога ради, Ломбарди! У меня же семья! (Умоляюще.) Ведь это эксперимент огромной важности. Генеральный штаб желает знать, сколько может вынести человеческое сердце!
Л у и д ж и. Я это уже знаю… (Тихо.) Скажите им, что оно может вынести очень много, даже такого, что совершенно невозможно вынести. Передайте им, что это излишний эксперимент!
Д о н ь я Д о л о р е с, Д и а н а и прежние действующие лица.
Мать и дочь в одинаковых темных плащах и с одинаковыми зонтиками.
Д о н ь я Д о л о р е с. Нас опередили! (Возмущенно дочери.) Это тот, что и в прошлый раз прибежал раньше нас, но только тогда он был в мундире.
М а й о р (холодно). Не прибежал. Я никогда не бегаю… (Представляется.) Майор Аппельгейт!
Д о н ь я Д о л о р е с. Донья Долорес Люция Сальтамонтес… Вам этого достаточно?
М а й о р. Недостаточно. Вашего имени я никогда…
Д о н ь я Д о л о р е с. Моя дочь Диана — королева красоты, майор! Самая красивая в мире! А я — ее мать!
Л у и д ж и (бормоча на койке). Не связывайтесь с ним. Он ведь не просто майор…