М о р р и с (Луиджи). Люди — те, что собрались там, на улице… они… они возмущены, просто ополоумели. Но возможно, они хотят только, чтобы вы… все это объяснили, Луиджи. Как-то оправдались…
Л у и д ж и. Я?.. (С удивлением.) Но для чего? И перед кем?!
Д о н ь я Д о л о р е с. Он еще спрашивает!
И з а б е л ь. Перед всеми нами, Луиджи Ломбарди.
М а й о р. Оправдаться? Чепуха! Мне этого недостаточно!
Л у и д ж и. Не знаю, чего вы все от меня хотите. Никогда я не слыхал, чтобы обреченный на смерть просил прощения у коршунов, которые кружат над его телом. (Презрительно, всем.) Это у вас я должен просить прощения?..
Д о н ь я Д о л о р е с. У него нет ни капли сердечности… А может, у него вообще нет сердца?
И з а б е л ь. Да, у него никогда не было сердца, уж я-то знаю!
Л у и д ж и. О нет, оно у меня есть… И оно еще бьется… еще бьется… (В какой-то печальной завороженности.) Слышите, как бьется мое сердце?..
В тишине раздается несколько хрупких и нежных аккордов баркаролы.
М а й о р. Пора кончать. Мы ждем вашего последнего слова.
Л у и д ж и (он унесся мыслями куда-то далеко). Слышите?..
Аккорды баркаролы затихают.
(Возвращаясь к реальности.) Вы ждете моего последнего слова?.. А я жду конца вашей истории, Моррис.
М о р р и с. Это ваша история, Луиджи… И конец ее напишете вы сами… никто его не в силах изменить… Ни вы, ни я.
М а й о р (резко). Да говорите же, Ломбарди!
Л у и д ж и. Мне больше нечего сказать. (Пожимает плечами.) Не моя вина, что вы так ничего и не поняли.
Д о н ь я Д о л о р е с (зло). Чего мы не поняли… чего?..
Л у и д ж и. На свете должно же быть что-то, чего нельзя было бы ни купить… ни продать. (Поднимается с электрического стула.) Моего сердца не получит никто.
М а й о р. А сорок тысяч долларов?! Я погиб, неужели вы не понимаете?!
Л у и д ж и. Это уж ваше дело, майор Аппельгейт.
М а й о р. Я вынужден продать дом… жена угрожает мне разводом… и на службе… (В отчаянии.) Ведь я не могу начинать все сызнова, Ломбарди!
Л у и д ж и (спокойно). Я о вас ничего не знал и к вам не обращался, майор Аппельгейт. Вы сами, первым, пришли ко мне… купить человеческое сердце.
Д о н ь я Д о л о р е с (подходя к Луиджи). Я так люблю своего мужа, Луиджи… Почему вы не хотите помочь мне?
Л у и д ж и (колеблясь). Это не настоящая любовь.
Д о н ь я Д о л о р е с. Любовь всегда настоящая!
Л у и д ж и. Ваша — нет. Вы любите только себя.
И з а б е л ь (подходит к Луиджи и отстраняет донью Долорес). Я хотела, чтобы хороший старый человек пожил еще немного… Что в этом дурного, Луиджи?
Л у и д ж и. Ты имела в виду другое.
И з а б е л ь. Откуда тебе знать это?!
Л у и д ж и. Я знаю о тебе все. (Смотрит как бы сквозь нее.) В жизни своей я допустил две величайшие ошибки. Одна из них — то… что я узнал тебя.
И з а б е л ь. Этого… этого ты не должен был говорить мне, Луиджи. (Кусает губы.) А вторая ошибка?
Л у и д ж и. Что я вообще родился.
И з а б е л ь. И этого ты не должен говорить… Люди многое могут сказать друг другу, но ты не должен говорить мне этого! (В голосе ее звучит ненависть, она приходит в какое-то странное возбуждение.) Тогда будет лучше… если мы простимся с тобой…
Л у и д ж и. Прощай, Изабель. Желаю удачи!
И з а б е л ь. Вы слышали… слышали?! Он сожалеет, что родился! (Ее возбуждение усиливается, она кричит.) Ведь тот, кто родился, тот непременно умрет! Так зачем же ждать?.. Надо помочь ему! (Подняв зонтик с серебряной ручкой, она угрожающе наступает на Луиджи.) Люди, что стоят на улице, согласятся, что мы поступили правильно!
Л у и д ж и. Я знал, что ты будешь первой. (Диане.) Тебе не нужно этого видеть, девочка. (Отступает к ширме позади электрического стула.)
И з а б е л ь (направляя острие зонтика прямо в сердце Луиджи, истерически). Чего вы ждете… чего вы ждете?!
Майор вдруг делает несколько шагов к Луиджи тоже с зонтиком в руке. Донья Долорес машинально следует за ним.
Д и а н а (пытаясь удержать мать). Нет… нет, ты не должна!..
Донья Долорес, отталкивая ее, идет словно загипнотизированная за ширму.