Выбрать главу

— Скажи-ка, Рина, у тебя есть оружие?

— У меня?

— Да, у тебя.

— Ну есть пистолет. Я его держу, потому что сейчас всякое может случиться. Мне его подарил один парень из «черной бригады».

Пин поднимает на нее глаза и проглатывает последний кусок.

— Покажи-ка мне его, Рина.

Негра встает.

— И чего тебе неймется с этими пистолетами? Мало тебе того, который ты украл у Фрика? Мой точь-в-точь похож на тот, что был у него. Вот он, смотри. Бедный Фрик, его отправили на Атлантику.

Пин как завороженный смотрит на пистолет: это же «пе тридцать восемь», его «пе тридцать восемь»!

— Кто тебе его дал?

— Я же тебе говорила: солдат из «черной бригады», блондин. Он вечно зябнул. На нем было навешано — я не преувеличиваю — шесть разных пистолетов. «На что тебе их столько? — спросила я У него. — Подари мне один». Но он и слушать не хотел. Он прямо с ума сходил по пистолетам. В конце концов он подарил мне вот этот, потому что он был самый старый. Но он все равно действует. «Чего ты мне даешь, — сказала я ему, — пушку?» А он ответил: «Ничего, по крайней мере останется в семье». И что он этим хотел сказать?

Пин ее больше не слушает. Он крутит пистолет то так, то эдак. Прижав его к груди, как игрушку, он поднимает глаза на сестру.

— Послушай меня, Рина, — говорит Пин хрипло. — Этот пистолет — мой.

Негра смотрит на него сердито.

— Чего это тебя так разобрало? Ты что — стал бунтовщиком?

Пин роняет стул на пол.

— Обезьяна! — кричит он что есть мочи. — Сука! Шпионка!

Он засовывает пистолет в карман и уходит, хлопнув дверью.

На улице — ночь. Переулок так же пустынен, как и тогда, когда он пришел. Ставни на окнах лавок закрыты. У стен домов навалены доски и мешки с песком, чтобы предохранить жилища от осколков.

Пин идет вдоль ручья. Ему кажется, что вернулась та самая ночь, когда он украл пистолет. Теперь у Пина есть пистолет, но все равно ничего не изменилось. Он по-прежнему один в целом мире; он, как всегда, одинок. Как и в ту ночь, его мучит один лишь вопрос: что ему делать?

Пин, плача, идет по насыпи. Сперва он плачет тихонько, потом разражается громкими рыданиями. Теперь ему уж никто не встретится. Никто? За поворотом насыпи вырисовывается человеческая тень.

— Кузен!

— Пин!

Это волшебные места, где постоянно случаются всякие чудеса. И пистолет его тоже волшебный, он как волшебная палочка. И Кузен — великий волшебник с автоматом и в вязаной шапочке. Сейчас Кузен гладит его по волосам и спрашивает:

— Чего ты здесь делаешь, Пин?

— Я ходил забрать мой пистолет. Посмотри. Это пистолет немецкого матроса.

Кузен внимательно рассматривает пистолет.

— Хорош! «Пе тридцать восемь». Береги его.

— А ты, Кузен, чем здесь занимаешься?

Кузен вздыхает, и выражение лица у него, как всегда, печальное, словно ему приходится искупать тяжкую вину.

— Мне надо сделать один визит, — говорит он.

— Это мои места, — говорит Пин. — Заколдованные. Тут пауки делают гнезда.

— А разве, Пин, пауки делают гнезда? — спрашивает Кузен.

— Они делают гнезда только здесь, — объясняет Пин, — и больше нигде в целом мире. Я был первым, кто узнал об этом. Потом сюда пришел этот фашист Шкура и все разрушил. Хочешь, покажу?

— Покажи мне, Пин, покажи. Подумать только — паучьи гнезда.

Пин ведет его за руку, рыхлую и теплую, как ситник.

— Вот, посмотри, тут были дверцы в галереи. Этот фашистский ублюдок все поломал. А вот одна нетронутая. Видишь?

Кузен присаживается на корточки и щурит в темноте глаза.

— Смотри, смотри! Дверца открывается и закрывается. А за ней — галерея. Она глубокая?

— Очень глубокая, — объясняет Пин. — И вся облеплена засохшей кашицей из травы. Паук сидит на самом дне.

— Давай зажжем спичку, — предлагает Кузен.

И оба они, присев на корточки, наблюдают, как пламя спички освещает вход в галерею.

— Давай бросим туда спичку, — говорит Пин. — Посмотрим, вылезет ли паук.

— Зачем? — возражает Кузен. — Бедные насекомые! Не видишь, что ли, сколько бед на них уже обрушилось.

— Скажи, Кузен, ты думаешь, они опять построят гнезда?

— Если мы не будем их трогать, думаю, что построят, — говорит Кузен.

— А мы вернемся еще как-нибудь взглянуть на них?

— Да, Пин, мы будем приходить сюда каждый месяц.