Шапка, которая торчит, покачиваясь, над полотнищем, исчезает? Среди прячущихся разносится продолжительное: «Ш-ш-ш-ш!»
Ишь, разбойники, они еще шикают! Хватает нахальства на меня шикать! Идите-ка сюда поближе, Аврамиха вам покажет, как на нее шикать, будете помнить меня, пока живы! Душка, а ты здесь что делаешь, нет чтоб травки свои собирать, и ты туда же! Тебе-то чего на девок да молодух засматриваться, коли все знают, что ты уже на ладан дышишь? На тебя дунешь, ты и упадешь, старый хрен. Вы только посмотрите на него, старого хрена, — в чем душа держится, а и он туда же — подсматривать! У-у! (Она дует на Душку, но он, покачнувшись, остается на ногах.) Не падает! (Поворачивается к девушкам и молодую хам, громко кричит.) Прикройте сра-ам! Не видите, что ли, — мужики отовсюду выглядывают и подсматривают!.. В воду прячьтесь, в воду, по горло, потаскухи вы этакие, накажи вас господь! Что вы над водой торчите и визг поднимаете, соблазнительницы чертовы! Или вы только того и ждете, чтоб какой мужик вас высмотрел, и тут же визг поднимаете, а нет чтоб телеса свои прикрыть! И не краснеете даже!.. Да разве найдешь теперь девку иль молодуху, чтоб краснеть умела! То ли дело мы, когда девками и молодухами были, так мы глаз от земли не подымали, а ежели мужчина встретится и скажет: «День добрый!», отвечали смиренно: «Добрый день», и ни одна глаз не подымет и покраснеет, ровно пион, до корней волос. Вы что, оглохли, не слышите меня, Евы библейские, ждете небось, не появится ли какой глупый Адам, чтоб его в искушение ввести… Ангелы небесные, и учитель Киро здесь! Учитель Киро, верить ли мне своим глазам?
У ч и т е л ь К и р о (он единственный не прячется). Ш-ш-ш, тихо, Аврамиха!
В с е. Ш-ш-ш, тихо!
У ч и т е л ь К и р о. Мы не затем прячемся, Аврамиха, чтоб подсматривать, как девки и молодухи в реке купаются. Мы за вашим полотнищем прячемся и небесную девушку высматриваем! Небесное приданое хотим за ней взять!
Все показывают пальцем вверх. Аврамиха смотрит туда же.
А в р а м и х а. Господи, что же это!.. Оно нас все время преследовало и смотрело сверху, как мы нагишом в реке купаемся! Девки, бабы, гляньте наверх, вот что за нами шпиёнило, пока мы купались в чем мать родила!
Слышатся женский визг, восклицания, смех, плеск воды и прочее. Преследователи один за другим бросают полотнища, за которыми они прятались, только Петушок покрепче заматывается в ткань.
И г о. Опускается, опускается! Братцы, он опускаться начал!
Все на цыпочках уходят со сцены, по очереди отодвигая с дороги Аврамиху, так как и она вместе с мужиками смотрит вверх и не замечает, что надо уступить дорогу.
А в р а м и х а. Не дай бог с мужиками дело иметь! Мы все глаза проглядели, их поджидаючи, а они! Пришли, потоптали наше полотно и поминай как звали, а на нас даже и не глянули! Для кого ж мы тогда стараемся, для кого разоряемся!.. Гони́тесь за журавлем, гони́тесь, ироды, все равно к нам, синицам, обратно придете! Глядите, девки и бабы, глядите на наших мужиков, до чего ж страхолюдны, проклятущие, и до чего ж хороши, накажи их господь…
Вместо ответа девушки и молодки тихо запевают: «Биляна полотно белила». Пение становится громче, на сцену со всех сторон выходят д е в у ш к и и м о л о д к и с вальками в руках. Они поют и приводят в порядок брошенное мужиками полотно. Одни бьют его вальками, другие медленными движениями расправляют или складывают полотнища, встряхивают и раскладывают их для просушки. С помощью песни и медленных движений женщин мы постараемся показать ритуал беления полотна. Мы постараемся показать чистоту, поэтичность и устремленность к полету, заключенные в этом ритуале. В работу женщин включается и Аврамиха, свет постепенно гаснет, стихает и песня. В полумраке продолжают плясать и плавать в воздухе только белые полотнища.
Не надо забывать, что в этой сцене должны улавливаться мотивы свободного полета и приобщения к полету аэростата.