Река, игриво журча, текла по-прежнему…
За ужином, хотя еще только начало смеркаться, мальчишка клевал носом. Я отнес его на руках в комнату, положил на кровать, глаза у него закрылись, и он спросил обмякшим голосом, что там шумит во дворе. «Яблоня шелестит ветвями, — сказал я ему, — листья ее до сих пор дрожат, ведь никто еще не залезал на нее так высоко и никто не кричал так громко. Она привыкла к тому, что только петух окликает ее по утрам, и, когда он кукарекает, у яблок краснеют щеки». — «Правда?» — спросил Аттила, я сказал ему, что это чистая правда, и обещал утром показать, как петух поет яблоне. «А лягушки чего кричат?» — спросил Аттила, и я сказал ему, что он здорово напугал лягушек — какой ужас, квакают они, сегодня чуть не выплеснули реку, как бы мы тогда жили без воды!
Аттила улыбнулся и заснул.
Вот о чем я думаю — кричи с дерева сколько хочешь, ничего ты своими криками не изменишь, и сколько хочешь бултыхайся в воде и хоть всех цыганят на берегу окати с ног до головы, ничего не изменится, одежонка на цыганятах высохнет, а реку ты все равно руками не выгребешь и не выплеснешь из берегов! Все это ты можешь только описать, а в жизни все остается неизменным. (По ночам меня мучают сны, и я не знаю, стоит ли их записывать. Ведь когда тебе что-то снится, значит, ты выбрасываешь это из головы, от чего-то освобождаешься. Зачем же тогда записывать сны? Не буду их записывать, пусть себе снятся!)
Если Аттила вопил на дереве и бесновался в реке, то, когда я повел его посмотреть, как пережигают известь, он потерял дар речи. Раскаленная пасть известковой печи глотала сразу по полтелеги хвороста, ее багровая глотка гудела, свистела, стенала, белые языки пламени бешено метались в печи, и Аттила, у которого в руках была палка, размахнулся и бросил палку в печь. Она мгновенно исчезла в белом пламени. Мальчик присел перед печью, не отводя глаз от огня, он так на него уставился, как будто заглядывал в огненное горло дракона. Взял щепку, бросил ее в пасть, щепка исчезла, растаяла еще на лету. Аттила сидит на корточках и смотрит, снова берет щепку и бросает, огонь грозно гудит, хватает щепку еще в воздухе, и она исчезает, тает. Как загипнотизированный, сидит на корточках Аттила, время от времени бросает щепки и молчит. Гляжу, на верхней губе у него, там, где когда-нибудь пробьются усы, выступили капельки пота…
На обратном пути я рассказал мальчику, что это не печи, а прирученные драконы, что когда-то змеи были дикие и враждовали с людьми, но теперь мы их заарканили и заставляем пережигать известь. Работают они вполне добросовестно, но они всегда голодны, поэтому люди непрерывно подвозят на телегах хворост и кормят драконов. По глазам мальчика было видно, что он мне не верит, но ему очень хочется, чтоб все так и было…
В глазах взрослых такого никогда не увидишь. Со мной же творится что-то непонятное, похоже, что один мой глаз повзрослел, а другой остался ровесником Аттилы. Не могу я кривить душой, мне и правда хочется иногда, чтобы вместо известковых печей за селом сидели на задних лапах драконы, чтобы я мог по вечерам ходить к ним и бросать щепки или камешки им в глотку. Но что было, то прошло, а пока отец был жив и водил меня за руку, я почти верил, что это драконы. Не могу понять, как старые люди, пусть даже старого воспитания, раньше верили в драконов. Мой опекун рассказывает, что последняя облава на драконов в Нижнем Лихе была в 1945 году. В Выселках жила одна цыганка, которая умела вправлять пупки и лечила травами. Так вот она увидела, что на огороде Отченаша блестит драконья чешуя, потом заметила чешую в ракитовых кустах у реки, и, поскольку долго не было дождя, народ решил, что в деревне и на хуторе прячется дракон, и однажды ночью мужчины, раздевшись догола, обвязавшись бубенцами, с палками и дубинками в руках, гурьбой обошли всю деревню, выгоняя дракона. Выдворение дракона производится при полном молчании, только бубенцы звенят и с треском разбивается вся глиняная посуда, которая попадается под руки участникам облавы. По утверждению Опекуна, если дракона удается прогнать, на следующий же день идет дождь. Не могу сказать, чтоб мой опекун был так уж невежествен и верил в драконов или чтоб крестьяне, участвовавшие в облаве, были такими уж неучами. Просто людям иногда очень хочется, чтоб на их огородах и окрестных виноградниках, на пасеках и покосах прятался дракон, а не только передвижной котел для контрабандного изготовления сливовицы или посаженный тайком среди кукурузы табак. Не случайно облавы на дракона устраивают ночью; в темноте дракон ускользнет так, что никто его не заметит, если же идти на него днем, все увидят, что никакого дракона нет! А всем хочется, чтоб он был!