Вот как старый, плешивый, загубленный рекой Илия попал в собачьи селения своих праотцов. Быстрая рыжая лисица по-прежнему пульсировала, облетая землю, бросая своим телом тень на одну половину планеты, а хвостом — на другую. Посреди ее пути шагал босой Левшонок, надеясь, что его нагонит какой-нибудь самосвал и на самосвале он попадет в город еще засветло.
Вместо самосвала у старого источника стоял грузовик с прицепом, шофер пил воду, он ездил за негашеной известью, но из-за разлива не смог переехать вброд реку у известковых печей. Прицеп — тоже средство передвижения, Левшонок забрался в кузов, который заносило и трясло по дороге, и на самой малой, я бы сказал, смешной и подпрыгивающей скорости покатил к городу. Взгорья все плотнее и плотнее обступали дорогу, грузовик въехал в глухое ущелье, и, когда ущелье и пограничная школа с помещениями для собак остались позади, перед глазами Левшонка показался городок.
Мокрый, притихший, словно бы поглупевший, городок зажигал свои первые вечерние огоньки. В деревне лампы зажигают позже, когда стемнеет, в городе же свет включают рано, горожане спешат осветить окружающее пространство, когда день и ночь еще не расстались друг с другом. Во время этого расставания природа словно бы углубляется в себя, предается размышлениям, тогда и люди ощущают свою причастность к природе и тоже предаются каким-то своим неясным раздумьям, в которых контуры предметов размыты, угловатое кажется округлым, а округлое топорщится углами. Эту неясную страницу человеческих суток городской житель зачеркнул, он не только не перечитывает ее каждый день, как перечитывает ее человек, живущий в деревне, но я думаю, что он вообще ни разу в жизни не читал этой страницы.
Левшонок вылез из прицепа на окраине городка, у мебельной фабрики. Ступив на тротуар, он почувствовал неловкость оттого, что он босиком и в подвернутых штанах. Он остановился, спустил штанины, заправил под пояс рубаху, провел пятерней по рыжеватому чубу, отчего волосы взлохматились еще больше. Если б перед ним оказалось зеркало и он увидел бы себя в зеркале, он наверняка бы себе не понравился — похож он был на юного дикаря. Дикарь этот словно бы кому-то грозил.
Бичуя взглядом дома, он прошел через старую часть города.
Некоторые дома освещались не только светом, падавшим из окон, — хозяева их зажгли электрические лампы и перед входными дверьми. Ярко были освещены и бросались в глаза мокрые каменные, цементные или деревянные ступеньки. Темнота укрывала большую часть домов, только окна и ступеньки ярко светились, а под одной стрехой белели прислоненные к стене доски, недавно привезенные с лесопилки. Они словно нарочно вылезли на улицу, чтобы покрасоваться перед прохожими своей белизной. Левшонок шел размеренным шагом, не спеша и не замедляя шаг, и вдруг почувствовал, что освещенные окна, белые доски и особенно освещенные ступеньки чем-то его раздражают. Словно нет в городе ничего более примечательного, чем ступеньки, и вот люди осветили их и заставляют всех прохожих на них смотреть!
Раздражение его, однако, пропало, когда Левшонок дошел до двора учителя литературы Апостолова и ужасно удивился, увидев, что пять ступенек его дома тоже освещены сильной электрической лампочкой. Дверь была открыта, оттуда струился синеватый свет.
Левшонок толкнул калитку. Мокрые после дождя петли тихо скрипнули. Он закрыл калитку, постоял и прежде всего услышал звон воды, тонкой струйкой падающей в мраморный желоб — кран у колонки был плохо закручен. Буковый чурбан, на котором пилили дрова, торчал на своем любимом месте под навесом, растопырив подставки-ноги, утонув по щиколотку в опилках, и вид у него был вполне философский: вот, мол, стою я, и с места меня не сдвинуть! Левшонок оглядел себя при свете электрической лампочки и очень себе не понравился: штаны его успели пропитаться в прицепе мелкой известковой пылью; на дне кузова оставалась известковая пыль, смешанная с соломой, Левшонок сидел на соломе и унес на штанах немало известки. Глаза щипало из-за той же извести, которую поднимал в дороге ветер… Синеватый свет все так же дрожал в доме учителя, юноша прислушался и уловил издали голос Апостолова.