— А может, это ему неинтересно, — ответила Танечка, — он еще вполне самостоятельный мужчина.
— Женится еще. Мужики, они до ста лет женятся. Вещей-то много?
— Чемоданы да две тонны книг.
Галя сняла с горелки кашу и раздраженно сказала:
— Ну и отлично. Меньше хлама в квартире будет.
Это был старый спор. Танечка охотно, но беззлобно приняла бой:
— Интересно, как это понимать — хлам? А я считаю, что каждый человек должен стремиться жить красиво. Вот я, например, люблю, чтоб вокруг были художественные вещи. А некоторые не любят.
— Ну конечно. Одних «Хозяек медной горы» три штуки.
— Во-первых, одна в виде ночника, с лампочкой, а две — памятные подарки. Что же мне теперь, выбросить их? А во-вторых, не всегда мы с Костей будем в тринадцати метрах жить. А в другой комнате они рассредоточатся. Ну хорошо, вот вы мне скажите: для чего тогда государственные магазины продают художественные произведения?
Два события прервали течение Танечкиных мыслей. Марья Трофимовна не укараулила молоко. Оно вздулось шапкой, низверглось и залило газовую горелку. В это же время дочка Марьи Трофимовны Люся притащила в кухню Тимку. Мальчик только что проснулся, одна щека у него была ярко-красная, помятая, а влажные темные волосенки торчали во все стороны.
— А чтоб тебя! — сокрушалась над молоком Марья Трофимовна.
— Гулюшки мои, хорошие мои, Тимончик-лимончик, — заворковала Танечка.
— Люся, что ты, не видишь, какой здесь чад? Унеси его в мою комнату.
— Да он мокрый.
— Жаних, бесстыдник, — сказала Марья Трофимовна.
Галя привычно подхватила на одну руку малыша, взяла кастрюлю с кашкой. На ней висело множество неотложных дел — стирка детского белья, глажка, купанье ребенка. Конечно, она не станет сегодня ни убирать комнату, ни готовить себе обед.
— Никто мне не звонил? — спросила она, задерживаясь на пороге кухни.
Обе соседки промолчали.
Ну и черт с ним. Черт с ним. Она закрыла за собой дверь комнаты и осталась одна со своим ребенком, со своими заботами, со своими обязанностями. А радостей у нее нет, и не было, и не будет. Так ей казалось в эту минуту.
На кухне Люся спросила:
— Мам, что будешь готовить?
— Лапшу молочную.
— Опять лапшу! Не буду я лапшу.
— Я тебе дам, «не буду»! Где Борька?
— У Сапожковых телевизор делают.
— Зови, пущай за уроки садится. Учительница жалилась — опять по литературе отстает.
Танечка выложила на сковородку груду нарезанной картошки. Шипело и трещало масло, опять норовило убежать молоко, засыпанное лапшой. За этими делами хозяйки проглядели, как вошел новый сосед.
— Мам, — предостерегающе позвала Люська.
У стены, где прежде находился Танечкин столик, стоял высокий мужчина в темно-зеленом, хорошо сшитом костюме.
— Здравствуйте, будем знакомиться, — сказал он, — фамилия моя Крачевский. Звать — Александр Семенович.
Марья Трофимовна познакомилась за руку. Танечка кокетливо убрала руки за спину.
— Мокрые, — объяснила она и представилась: — Татьяна Степановна, а мужа моего — Константин Федорович.
— Ну вот, — сказал сосед, — а столик Соколовых вроде у той стенки стоял, ближе к окну.
Танечка покраснела, хотя чувствовала себя вполне правой.
— Ну и что ж, — сказала она, — хотя бы он тут и стоял. Я в эту квартиру последняя вселилась, мне место у крана досталось. Теперь вы последний. А вот когда мы новую комнату получим, тогда вы и передвинетесь.
Он покрутил головой — не то осудил, не то согласился.
— А с уборкой какие порядки?
— Чего там с уборкой… Не успели еще вселиться… Придет ваша неделя — скажем.
— Ну и хорошо. Будем жить. Соколовы соседей хвалили.
Марья Трофимовна ударила ложкой по кастрюле.
— Что ж, Соколовы… Мы их, почитай, и не видели. Днем они на работе, вечером заниматься бегут, в воскресенье с утра за город — то на лыжи им надо, то в лес. А как общее пользование убирать, так нет их. Уехали и за газ тридцать копеек не заплатили. С кого теперь спрашивать?
— Ну, новый жилец за них не ответчик.
— Что же теперь, я с тебя требую разве? К примеру рассказываю.
Танечка спросила:
— У вас отдельная квартира была, а вы все тонкости знаете, как в коммунальных условиях жить?
— Мы в отдельной квартире всего года полтора прожили.
— И уже разменялись?
— Сын женился. Молодым лучше жить отдельно.
В передней загремели ключами. Раздеваясь, Костя кричал: