Много лет длилось счастье. Говорят, его замечают только тогда, когда оно уходит в прошлое. Но он знал, что счастлив, и в ту пору, когда она была совсем юная, и потом, когда уже никто, кроме него, не видел, как она хороша, молода и желанна. И никакие жизненные неполадки, горести, трудности ничего не заслоняли.
Он не любил свою удобную отдельную квартиру. Туда его жена вошла уже больная. В то время они еще обманывали и себя, и друг друга. Он еще надеялся, еще верил, а она уже все знала. Но только один раз, когда ему захотелось, чтоб она проявила больше интереса к своему новому дому, жена тихо сказала:
— Мне ведь там не жить.
А теперь перед ним новый, последний отрезок жизни. Без нее и без сына.
Мальчик, который был неотделим от них двоих, пошел своим путем с чужой девушкой.
Александр Семенович подошел к окну. Скоро все здесь будет знакомо, каждый огонек вдали, каждый дом, видный из этого окна. У него хватит времени это изучить.
Скоро станут привычно неслышными шаги и голоса соседей за дверью. Вещи займут свои места. А сейчас он только подобрал рассыпанные на полу книги и сложил их на столе.
Поздняя ночь. Никто не проходит в кухню. Затихло плесканье и шум воды в ванной. Улицы за окном опустели.
В передней кто-то крутил диск телефона. Женский голос старался говорить негромко, но в комнату доходило каждое слово.
— Толя, я тебя разбудила? Ну ничего. Разочек и ты не поспишь. Почему не показываешься? Я говорю: почему не приходишь? Знаю я, как тебе некогда. Что? Все знаю, не бойся… Нет, мне есть о чем говорить. Когда ты придешь? Это не ответ, ты мне точно скажи. Не виляй, Толя, не виляй, нехорошо. А знаешь что? Иди ты к черту.
С размаху бросили трубку. Потом диск завертелся снова.
— Толя, не сердись, Толя, погоди, послушай, ты знаешь, у меня неприятности на работе. Я с тобой посоветоваться хотела. Нет, по телефону не могу. Ну хорошо. Только обязательно позвони. Что же ты про Тимку не спросишь? Ну хорошо… Ну хорошо…
Галя еще держала трубку в руках, когда Александр Семенович раскрыл дверь своей комнаты. Сквозь слезы она увидела грузного седого мужчину с темным сердитым лицом.
Он увидел женщину, затянутую в застиранный халат, женщину жалкую и несчастную.
А он не любил жалких и несчастных людей.
3
Тимка стал тяжелый. Особенно по утрам. Труднее всего по утрам. Когда был совсем маленький, позволял делать с собой что угодно. Теперь уже многое понимает. Не любит одеваться. Не любит, когда его умывают, когда вытирают нос. И точно понимает, что у матери скверное настроение, — капризничает особенно.
Нынешнее утро сполна отплатило за вчерашнюю бездеятельность. Галя металась между разбросанной детской одеждой, немытой посудой и орущим Тимкой.
Не чувствуя сейчас к сыну никакой нежности, она молча, почти силой запихнула его ножки и ручки в ползунок и кофточку. Тимка закатился ревом и от натуги снова намочил штанишки. Пришлось его переодеть. Потом лопнул чулок. Дорожка в несколько петель стремительно брызнула сверху донизу. Других целых не оказалось — все некогда занести в мастерскую, чтоб подняли петли. Пришлось надеть чулок от другой пары. Он немного отличался по цвету, и теперь Гале казалось, что все смотрят на ее ноги. Конечно, только казалось. Кому нужно разглядывать женщину с ребенком на руках, с волосами, закрученными как попало. Даже прическу сделать не успела.
А ведь не так давно Галя выходила на эту улицу так одетая, что ни одна женщина не нашла бы к чему придраться. Все бывало продумано, вплоть до носового платка.
А теперь у нее Тимка. А Тимке круглый год нужны свежие фрукты, ягоды, соки, шерстяные костюмчики, игрушки — все самое лучшее, что есть у детей в благополучных семьях. Чтоб ее ребенок ничем не был ущемлен.
Достаточно и того, что у него до сих пор нет отчества, метрики и не будет отца.
А может быть, для него это и лучше. При Галиной характере она обязательно ссорилась бы с Анатолием. А дети все понимают. Им это невыносимо. До сих пор Галя помнила, как у нее часто и больно билось сердце, когда родители разговаривали друг с другом отчужденно и неприязненно. Это были разговоры, полные недомолвок и скрытых взаимных упреков. Им казалось, что ребенок ничего не понимает. Но Галя понимала все…
А потом — горькие дни, когда родители разошлись…