Здесь решаются жизненно важные вопросы, и каждый втайне надеется на чудо, бывают же неслыханно удачные обмены! Ходят легенды, что кто-то обменял две комнаты в общей квартире на отдельную, в новом доме. Рассказывают, что пришли как-то сюда мужчина с женщиной и сразу согласились отдать две большие комнаты в разных местах за одну, ничем не примечательную.
Как кому повезет. И хоть неслыханно строится Москва — люди женятся, разводятся, рожают детей, ссорятся с соседями и стремятся улучшить свое жилище.
От Александра Семеновича зависит, разрешить или запретить обмен. И потому здесь перед ним затихают и расступаются, как в больнице перед маститым профессором.
Главное начальство, Варламову, замечают меньше. Анна Васильевна, в черном пальто с меховым воротником, неотличимо похожа на несчетное количество москвичек среднего возраста. Она торопливо пробирается через толпу, и только очень искушенные меняльщики, не раз побывавшие у нее в кабинете, значительно кивают ей вслед и озабоченно крутят головами.
Зато почти все знают секретаршу Мусю, тонконогую блондинку, главную хозяйку приемной.
В неуютных, забитых посетителями клетушках бюро обмена Муся живет своей независимой жизнью.
— Это что за шум? — громко и повелительно кричит она, отрываясь от телефонной трубки. — А ну, выйдите все в коридор! Кого вызову, тот войдет.
Значительные, серьезные люди, делающие в жизни большое, полезное дело, испуганно затихают, но стараются удержаться в приемной.
— Пока не освободите помещение, приема не начну. Понятно?
И, дождавшись, пока последний человек нехотя выбирается в коридор, Муся продолжает телефонный разговор:
— Это я тут, по работе. Да. Но я не в восторге. Как тебе сказать… По многим соображениям… Ну?
Эту беседу не всегда прерывал даже звонок из кабинета начальника. Щуря большие карие глаза, Муся без предупреждения откладывала трубку, открывала дверь в кабинет, выслушивала распоряжение и снова продолжала:
— Я отвлеклась на минутку. Так что ты предлагаешь? Ну это как сказать…
Потом властно кричала в коридор:
— Пушков здесь? Карягина здесь? Проходите. Остальных вызову, когда придет время. Не толпитесь в дверях. Кто вам назначил? Анна Васильевна? А мне неизвестно. Вот так и неизвестно. И не толпитесь у стола.
Она охотнее всего говорила посетителям «нет».
— Нет, Крачевский сегодня не будет принимать.
— Нет, ваших бумаг у меня нет.
— Нет… нет…
Как-то Александр Семенович попробовал внушить Мусе иные нормы поведения. Но она его сразила твердой убежденностью в своей правоте:
— Если я буду добрая и тактичная, они вас по кусочку разнесут. Позволишь в приемной постоять — через минуту все в кабинете будут. Вам же работать не дадут.
Когда Муся уходила в отпуск, ее заменяла машинистка Зоя. За весь месяц Александр Семенович ни разу не смог пообедать. Зоя беспомощно разводила руками:
— Идут, и все. Не силой же их оттаскивать.
Авторитетов для Муси не было. С начальством она держалась независимо. Александр Семенович никак не мог понять, что придает Мусе такую непогрешимую уверенность в себе: богатство внутреннего мира или отсутствие воображения?
Но бумаги у нее содержались в строгом порядке, поручения она выполняла толково, никогда ничего не забывала.
И сегодня, едва Александр Семенович снял пальто, в дверях появилась вертлявая Мусина фигурка.
— В двенадцать часов депутатская комиссия. Папку с делами я вам на стол положила. Принимать будете?
Впереди был обычный рабочий день. Его хорошо начинать, отрешившись от своего, личного, со свежей головой и спокойными руками.
Сегодня это не получалось. Уже больше недели сын не давал о себе знать. Дома у молодых телефона не было. Александр Семенович мог позвонить Володе на службу, но не хотел услышать быстрый, точно смущенный голос: «Да, папа, у нас все в порядке. Что у тебя слышно?» — «Да вроде тоже все в порядке». Потом мальчик помолчит, подождет, не спросит ли отец про Ирину. А он, на этот раз, не спросит. И вообще не позвонит. Могли бы и сами когда-нибудь догадаться.
И еще что-то неприятное связывалось с нынешней депутатской комиссией. Александр Семенович не мог понять своего отношения к делу Салтанова. То ему хотелось, чтоб все уладилось, потому что это будет приятно Гале, то он вдруг раздражался: для чего создавать жизненные удобства этому плюгавому?
Слышно было, как Муся наводит порядок.
— Кто Филатов? Вы Филатов? А где ваш сменщик? Ну, с кем меняетесь? Остальные выйдите из приемной. Я не могу в таком шуме работать. Как это вы один? Не меняетесь, что ли?