— Да не пойдет он сам жить в деревянный барак.
— А зачем нам надо, чтоб он жил в деревянном бараке? Пусть живут как жили, но матери будет спокойней.
— Конечно, — подтвердила Лукьянова, — в таком возрасте холодный туалет — это, знаете, не рекомендуется.
— Надо им сменить, — высказалась Верочка Селина, — раз человек так об матери душой болеет.
— Да, Анна Васильевна, — решительно заявил Воронов, — я тоже считаю, наши расчеты не должны идти так далеко, что, дескать, человек когда-то женится, придется ему дать бо́льшую площадь. Ну и пусть женится на здоровье. Ну и дадим. Для кого стараемся? Да он сам больше десяти лет Москву строит, а мы ему комнату пожалели.
— Проголосуем? — предложила Анна Васильевна. Все члены комиссии проголосовали за то, чтоб обмен Салтановым разрешить.
— Я остаюсь при своем мнении, — сухо заявила Анна Васильевна.
Это означало, что для окончательного решения дело пойдет в более высокую инстанцию. Принципиально оно могло считаться выигрышным. Мнение депутатской комиссии почти всегда было решающим. Если, конечно, Варламова не очень заартачится у Гущина.
Александр Семенович ушел к себе. Гале он пока ничего не скажет. Пусть все-таки решение сперва утвердят.
«Дурочка, цены себе не знает», — подумал он про Галю.
К концу дня Муся позвала его к Варламовой. Анна Васильевна надевала на голову пуховый платок.
— Подай-ка шубу, — неожиданно скомандовала она, — ухожу от вас до самого Нового года.
— Что так? — спросил Александр Семенович.
— Пироги печь буду. Сына женю. Свадьбу будем справлять.
Она улыбнулась, помолодела, и Александр Семенович сразу вспомнил голубоглазую, веселую Аннушку, которую знал много лет назад и давно забыл.
— Приходи тридцать первого на свадьбу, — позвала она, — за один раз и Новый год встретим. А в среду, прошу, поезжай вместо меня на прием к Гущину. Все дела я тут подготовила. В случае чего — позвонишь домой.
Александр Семенович посмотрел на стол. В пачке дел снова первой лежала папка с именем Салтанова.
«В рубашке ты родился, плюгавый», — подумал он и ответил:
— И у меня как раз дело к Гущину небольшое. Гуляй, Анна Васильевна, спокойно.
8
Гущин первым делом спросил:
— А под детский сад это помещение не подойдет?
— Я не знаю, — развел руками Александр Семенович.
— Очень нам в этом районе детский сад нужен. Хоть маленький.
Он стал звонить по телефону, требовал нормы для детских садов. Закрывая трубку ладонью, спрашивал:
— А кухня, кухня какая? Сколько метров?
— Откуда я знаю, — отбивался Александр Семенович.
— Есть кухня, — кричал в телефон Гущин.
Потом разочарованно откинулся на спинку кресла.
— Не получается детский сад. Не дотянули вы мне метров тридцать. Не постарались. А в общем, посмотреть надо. Я сейчас туда одного товарища направлю.
Он стал нашаривать кнопку звонка. Александр Семенович даже привстал с места, чтоб удержать Гущина.
— Это только одна сторона дела, Виктор Захарыч. А двухкомнатную квартиру Филатову?
— На однокомнатной помирится. Их же двое, говорите?
— Не помирится. Они привыкли просторно жить.
— А почему, собственно, он решил отдать квартиру?
— Не отдать, а поменять. Старикам пять комнат не нужно.
— Ну, люди в таких случаях как-то устраиваются. Самоуплотняются, сдают. За комнату в центре сорок рублей в месяц можно получить.
— Значит, не всем это нужно.
— Кто он такой?
— Учитель, пенсионер.
Виктор Захарович подумал:
— Что-то он на этом деле выгадывает. Какой-то у него интерес есть. С чего это человек восемьдесят метров отдает?
— Не восемьдесят, а сорок, сорок пять. Он ведь себе что-то получит.
— Вот, я думаю, тут собака и зарыта. Ему отдай квартирку в новом доме со всеми удобствами, а у него только слава, что восемьдесят метров. Знаю я эти старые дома. Комнаты все проходные, анфиладой, сто лет не ремонтировались.
— Виктор Захарович, что ты на меня-то кричишь?
— Я не кричу. А только ты вечно что-нибудь придумаешь. Не было бабе заботы.
— Ну и ладно, — Александр Семенович вынул из портфеля дела. — Я думал, ты обрадуешься. А не так — так не надо. Пусть старики себе персональный каток в квартире устроят.
Они поработали с полчаса. О деле Салтанова Виктор Захарович спросил:
— Что тут Варламова заупрямилась?
Сердясь на себя за деланно безразличный голос, Александр Семенович ответил: