— В апреле у меня будет внучка, — вдруг сказал Александр Семенович.
— Как вы ее назовете? — Галя хотела услышать имя его жены.
Александр Семенович ответил не сразу, резко, будто что-то стряхнул:
— Не знаю. Сами назовут.
Галя с упрямым раздражением настаивала:
— Полагается, чтобы первого ребенка назвал дед. А то они придумают вам какую-нибудь Эльвиру.
Он пожал плечами:
— Все равно. Какая разница?
— Смешно! Точно так мне ответили однажды! «Назови его как хочешь, какая разница». Вот теми же словами! Смешно, правда?
Как ей хотелось вывести его из терпения!
— Нет. Не смешно. Это действительно не имеет значения.
— А что имеет значение? Комната? Она у меня есть. Постоянная работа есть. А вот имени у моего ребенка нет. И отчества нет. Это пустяки?
Он остановился.
— Я очень не люблю несчастненьких.
От строгого окрика сразу исчезло злобное напряжение. Остались стыд и боль.
Александр Семенович взял Галю за руку. Варежки она оставила дома, пальцы у нее закоченели. Они вошли в метро. Там громче звучали голоса людей, лучше видны были лица — помятые и усталые у пожилых, еще более красивые от бессонной ночи у молодых.
По эскалатору пролетали молчаливые супружеские пары, прильнувшие друг к другу влюбленные, шумные компании, в которых еще вспыхивало затихающее веселье.
Ехали одинокие женщины с надменными лицами. Не нашлось того, кто проводил бы их до дома.
Александр Семенович все держал Галину руку. Он будто вел заблудившуюся девочку, которой нужно помочь в трудную минуту. Добрый Дед Мороз. Он и в самом деле скоро станет дедом. Вот что у него впереди. Тоже не так мало. А остального уже не будет.
Но из-под белого платка на него глядели тревожные женские глаза, и он знал, что даже щедрому Деду Морозу не разгладить горьких складок на этом милом лице.
Галя уже согрелась, но Александр Семенович не выпустил ее руку, даже когда они вошли в вагон.
Пальцы у него были твердые и крепкие. Он жил в мире, который придавал ему уверенность и силу. Почему это не дано Гале? Почему она срывается, и злится, и завидует женщине, которую он любил?
Разве ей нужна его любовь?
После точеного красавца Ираклия, после спортивного, словно отлитого из бронзы Николая, после острослова Анатолия, отца ее ребенка, — на что ей этот старый, молчаливый человек? У него седая голова, сутулые плечи…
И все-таки как стать для него «лучше всех навсегда»? Как войти в его жизнь?
Не сумела она до сих пор ни для кого сделаться единственной и родной…
Снова представилось, как Александр Семенович опустился на колени и застегнул ей сапожки…
В вагоне, прижавшись в уголок, плакала девушка. Из-под пальто виднелась пышная юбка. Собиралась, наряжалась, чего-то ждала от праздника. Может быть, слишком многого ждала? Что ж тут поделаешь. «В нашей жизни всякое бывает», как говорит Танечка.
Галя подняла голову и увидела, что Александр Семенович внимательно смотрит на нее.
Потом они пошли по широким залам метро, смешавшись с теми людьми, которые и в этот праздничный день должны были ехать на работу…
А когда бегущая лестница вынесла их наверх, Москва была прозрачно-синяя и почти во всех окнах горели уже утренние огни.
Начинался первый день нового года.
ТРОЕ ПОД ОДНОЙ КРЫШЕЙ
ЕЛЕНА КАРПОВНА
Гога в субботу дежурил до пяти часов. Это тяжело — дежурить в хирургическом отделении, если даже не случится срочной операции. Нервы все равно в напряжении. После такого дежурства необходим отдых. Но его жена Лиля с трех часов начала готовиться к очередному визиту в семью своей старшей сестры, которая жила на другом конце города.
Елена Карповна терпеливо наблюдала за тем, как она гладит Гогину полосатую рубашку, достает чистое белье и новые туфли.
«Лилечка, — хотела сказать Елена Карповна, — я так не готовилась, даже когда мне орден вручали».
Хотела — но смолчала. Как будто ничего не видела. Схитрила:
— Наверное, сегодня телевизор включать не будем. Гоге отдохнуть надо.
Лиля ответила твердо, как солдат:
— Мы едем к Тамаре. Вы можете смотреть любую передачу.
Не предложила поехать вместе. Хотя бы для приличия. Весь субботний вечер мать обречена провести одна в городской квартире, где ей не с кем и слова промолвить. А ее сын, усталый, измученный, должен ехать в метро, в автобусе, в троллейбусе и сидеть у чужих, вместо того чтобы уютно, спокойно, в собственном доме провести хороший вечер.