— Вы куда? — остановил ее у самой двери строгий голос Елены Карповны.
— Приберу немного, — покорно ответила Лиля.
— Ни в коем случае! Гога не разрешает посторонним входить в свою комнату!
Лилю утомила эта затянувшаяся игра. Но она знала, что Гога устал еще больше и ждет только выздоровления матери.
Суп удостоился похвалы:
— Да, чихиртму вы готовить умеете.
— Это у меня в генах, — улыбнулась Лиля.
Чувство юмора не было сильной стороной Елены Карповны:
— Теперь чуть что — гены, гены, — ворчливо сказала она, — все на гены сваливают. Среда — вот что главное. В моей практике был русский ребенок, выросший в азербайджанской семье. Так он до сих пор органически не переносит ни кусочка свинины.
Температура у нее еще повысилась.
— Не надо было мне есть жирную чихиртму.
В этих словах прозвучал как бы упрек Лиле.
— Вот Гога смеется над банками, а в Заревшане мне бы сейчас медсестра банки поставила, и сразу бы полегчало…
— Я могу, — сказал Лиля, — да ведь нет банок.
— Банки у меня есть, но я не хочу вас затруднять…
— Давайте, давайте…
Кряхтя и постанывая, Елена Карповна пошарила в тумбочке и вытащила коробку из-под обуви, стянутую резинкой.
— А вы меня не обожжете? — с беспокойством, но будто бы шутя спросила она, глядя, как Лиля наматывает вату на карандаш.
Потом, умиротворенная, довольная, вдруг сказала:
— Я бы вас поцеловала, да боюсь заразить…
— К врачам зараза не пристает.
Лиля наклонилась, поцеловала мягкую щеку и близко увидела удлиненные, в густых пушистых ресницах глаза.
У Гоги были такие же прекрасные длинные ресницы. Прощаясь, Лиля предупредила:
— Творог в холодильнике совершенно прокис. Я его выбросила.
Елена Карповна приподнялась на локте. Прежнего радушия как не бывало:
— А по какому праву вы лазили в мой холодильник?
Единственно, что позволила себе Лиля, — это громко хлопнуть входной дверью.
Дня через два Гога сообщил, что Елене Карповне уже все известно.
Он был не слишком веселый. Лиля поняла, что объяснение с матерью далось ему трудно, и о подробностях не расспрашивала. Она купила бутылку шампанского, испекла «наполеон». После работы вместе с Гогой поехала на метро до станции «Речной вокзал».
— Гога, это ты? — окликнула Елена Карповна из своей комнаты слабым голосом.
— Это мы! — отозвался Гога и подтолкнул Лилю вперед. — Вот, мамочка, моя жена, прошу ее любить.
Он волновался.
— От меня, конечно, ничего на зависит, — горько вздохнула Елена Карповна. — Конечно, раз уж вы решили — живите. Я желаю вам счастья. А любить… Сперва одну, потом другую, потом, может быть, третью… У меня не такое любвеобильное сердце…
— Ты ничего более подходящего не нашла нам сказать? — вдруг рассердился Гога.
Лиля испугалась, что первое же ее появление в доме в качестве члена семьи начнется с ссоры. Она быстренько отстранила Гогу от матери:
— Иди разденься, Елена Карповна совершенно права. Вот мы с ней поживем, узнаем друг друга и станем родными. Это не сразу делается.
Свадьбу решено было не устраивать.
В выходной Лиля затеяла большую уборку. Елена Карповна, сидя на своей тахте, беззвучно плакала, на вопросы не отвечала, но, когда в комнату вошел Гога, выкрикнула сквозь слезы:
— Это она нарочно делает! Хочет доказать, что у меня грязь, что я ничего не умею, что запустила квартиру…
Лиля пошла на кухню и бессильно опустилась на стул. Ей расхотелось убирать в шкафах, перемывать кафель, натирать полы. Работа, к которой она готовилась с удовольствием и которой предавалась с азартом, стала безрадостной.
Гога в чем-то убеждал мать. Лиля слышала его монотонный голос: «Бу-бу-бу…»
Он пришел в кухню.
— Не придавай значения. У нее нервы.
— Конечно! — вдруг вырвалось у Лили. — Надя не убирала — плохо, я убираю — плохо. Как ей угодить?
Но тут она увидела растерянное, несчастное лицо Гоги, поняла, что ему хуже всех и мучить его нельзя.
С тряпкой в руке она пошла к Елене Карповне.
— Мне жаль, что я с вами вчера не посоветовалась, — говорить она старалась очень спокойно. — Всю неделю у меня не будет ни минуты свободной. У нас идут занятия с выпускниками-акушерами. Я решила убрать квартиру заранее, на всю неделю. Еще я хотела вас попросить обед приготовить.
Елена Карповна предалась самоуничижению:
— Где уж мне… Разве я сумею…
Лиля будто и не слышала: