Выходило, меньше дня. Или повезло, или дело тут… хм… в целебных свойствах дракона.
– Один ученый человек сказал мне, – сообщил я Кьярре, – что мы не приспособлены ощущать так много всего. У обычных людей чувства намного слабее, чем у провожатых. Вот мы за это и расплачиваемся. Не я один страдаю, уверен. Но все мы об этом помалкиваем, потому что…
– Нельзя выдавать свою слабость, – закончила она. – Это я понимаю. Кто-нибудь может подстеречь тебя, когда ты не сможешь отбиваться.
– Да. Или подумает: зачем мне хворый провожатый, так вот сляжет на середине пути, и что делать? – усмехнулся я. – Словом, этот секрет я храню надежнее, чем загадку своих перчаток.
– Ты их нарочно показываешь, – уверенно произнесла Кьярра. – Чтобы смотрели на них – они яркие, красные, бросаются в глаза и запоминаются… Чтобы думали о них, говорили о них. А на остальное не обращали внимание. Так?
– Именно. Я развел тайны вокруг них, люди чего только не напридумывали… А главного и не примечают. Если на то пошло, я могу обойтись и без перчаток, если вдруг придется скрываться, – добавил я. – Не слишком приятно, но вполне терпимо. Зато без такой яркой приметы меня поди поищи.
– Сарго догадался, что с тобой не так, – нахмурилась Кьярра. – Он же отдал тебе твои снадобья.
– Да… Будем надеяться, это знание ушло с ним… в утреннее небо дымом костра, – высказался я как можно более поэтично и пояснил, видя, что Кьярра не поняла: – В смысле, умерло вместе с ним.
– Но он не умер, – удивленно сказала она, и я выронил сапог, который как раз собирался надеть.
– Как – не умер? Там огонь полыхал до небес!
– Я не хотела убивать… – пробормотала Кьярра, опустив голову так, что я видел только каштановый затылок. – Мама говорила: если дикий дракон убьет человека, люди никогда не оставят его в покое. Найдут и отомстят. А там было много людей, да еще чародеи… Я просто зажгла возы, чтобы стало ярко и шумно. Волы напугались и взбесились. И лошади. Может, кто-то обжегся, но не насмерть. А я просто хотела убежать…
– Ясно… – протянул я и все-таки обулся. Планы придется менять на ходу. Я-то исходил из того, что чародеям пришел конец, но если они уцелели, картина перестает быть радужной. Ну да ничего, и не в такое встревал, выжил ведь. И теперь выживу. – К слову, Кьярра, а как ты ухитрилась меня догнать?
– Просто, – удивилась она. – Люди не очень быстро бегают.
– Да нет же! Я свернул с той тропинки на скрытую дорогу, миновал поворот, понимаешь? А ты последовала за мной.
– Ну да, – с еще большим недоумением произнесла Кьярра. – Ты постоял и пошел дальше, а я за тобой. И мы оказались на той снежной равнине. А один охранник погнался за тобой… Я не говорила?
– Нет.
– Вот говорю – погнался. Он не увидел, куда ты повернул. Хотя был совсем рядом – я смотрела назад.
– Час от часу не легче, – пробормотал я. – Выходит, ты тоже видишь повороты?
– Не знаю, – честно сказала Кьярра. – Не понимаю, о чем ты. Я просто шла за тобой. Думала, если ты убегаешь, то знаешь, где спрятаться от чародеев. Не ошиблась.
– Это уж точно…
Она помолчала и сказала:
– Я разожгла огонь. И воду принесла. А что дальше, я не знаю. Покажешь?
– Конечно, – ответил я. – Это не сложно. Только одеяло у огня не оставляй, а то искра попадет, и оно загорится. Так и дом можно спалить.
– Оно уже… – сконфуженно произнесла Кьярра. – Немножко. Я потушила.
– Молодец, – похвалил я, посмотрев на обугленную дырку в одеяле (она имела форму девичьей ладони, видимо, тушила огонь Кьярра руками). – Иди сюда, научу тебя стряпать…
– И я буду немножко полезная, – прочитала она мои мысли. – Да?
Не сразу, но дело пошло на лад. Кьярра схватывала на лету, а управлялась достаточно ловко даже с перебинтованными руками. С другой стороны, что сложного в такой стряпне? Это ведь не королевский обед с двадцатью переменами блюд. Впрочем, и простецкую похлебку многие ухитряются испоганить, встречал я таких криворуких умельцев.
Кстати о руках…
– Покажи-ка ладони, – велел я, когда в котелке весело забулькало. – Все бинты изгваздала, нужно поменять. Этот вон еще и обгорел…
– Не надо, – сказала Кьярра. – Я вчера сперва совсем не могла думать. А потом мы так долго говорили, что я устала и забыла.
– О чем?
– Что не надо меня… это самое… Слово не помню.
– Перевязывать?
– Ну да.
– Само заживет, что ли? И когда? С такими руками тебе нигде показываться нельзя, люди приметливые, да еще сразу пойдут вопросы – что да как случилось.