В этих произведениях не очень ощущалось влияние католицизма, который Мандзони понимал не столько как религиозную метафизику, сколько как нравственную философию. Это сказалось в трактате «О католической морали», который Мандзони написал по настоянию своего духовника епископа Този. Первый том этого трактата был напечатан в 1834 году, второй не был написан. Здесь автор полемизировал с историком итальянского средневековья Сисмонди, пытаясь поднять политическую роль римского папы, которую Сисмонди не считал полезной для развития культуры, общественной и государственной жизни Италии.
В «Обрученных» был эпизод, в котором рассказана история эпидемии чумы, уничтожившей тысячи итальянцев всех сословий. Среди крестьян прошел слух, что чума была создана злодеями, желавшими истребить итальянский народ и отравлявшими его всеми возможными средствами. Ни в чем не повинные люди обвинялись в этом преступлении и наказывались жестокими пытками и смертной казнью. Мандзони написал об этом исторический труд, сыгравший роль в борьбе с невежеством, вызывавшим еще в XIX веке избиение подозреваемых в отравлении невинных людей, и в частности врачей, пытавшихся лечить больных и гарантировать людей от заразы. В «Позорном столбе» подробно изложены события этой эпидемии и борьба с этим невежеством не только в XVII веке, но и в последние годы XVIII, памятные для современников Мандзони.
Критическая литература о драме «Граф Карманьола» почти безгранична. В большинстве случаев критики говорили о романтической теории драмы, то есть, по существу, изучали не столько драму, сколько предисловие к ней. Многие толковали драму по-своему и вкладывали в нее смысл, который был чужд Мандзони.
Так, Гете, один из первых рецензентов этой драмы, хорошо о ней отозвавшийся, представляет все эти события в совсем ином виде. Многие критики соглашаются с толкованием Гете, который характеризует Карманьолу как буйного и своевольного наемника. Конфликт между Карманьолой и сенатом он рассматривает как столкновение произвола и высокой целесообразности. Марино, представитель «государственного интереса» и «высокой целесообразности», «выступает против графа с глубокой принципиальностью и мудростью», а Марко, представитель нравственного долга, говорит с «доверием и любовью». Марино у Гете вырастает в настоящего героя: он воплощает в себе «закон себялюбия», которое здесь направлено не к личной пользе, а к пользе государства и даже человечества. Марко беспокоится не о человечестве, а только об одном человеке, а потому, сам того не понимая, не выполняет свой долг и оказывается государственным преступником. Дож — сама справедливость, и сенат, приговаривающий Карманьолу к смертной казни, исполняет свой государственный долг.
Другой критик, А. Галетти, считает, что Мандзони хотел согласовать философию истории Боссюэ с идеей трагедии, которую он открыл в самых глубоких драмах Шекспира. По мнению Галетти, Мандзони уверен в том, что человек не властен над своей судьбой и целиком определен непостижимыми для него замыслами провидения. Бенедетто Кроче, пользовавшийся в европейской буржуазной критике огромным авторитетом, видит в этом «слабом произведении» «неразрешимое противоречие между политикой и моралью, между действительностью и трансцендентным идеалом», отражающее «противоречие между поэтом и миром, который он не может освободить, то есть миром истории». Этот пессимизм католического происхождения — «высшая истина», которую, по словам А. Тонелли, хотел выразить Мандзони, заключается «в констатации неизбежной скорби человека, нашей слабости, пользы и необходимости веры»; эта истина «проявляется в трагической непримиримости государственного интереса и человеческой совести. И никакого спасения от этой беды нет, кроме бога, который утешит человека после земных мучений и смерти». Другие критики видят основной конфликт трагедии в столкновении между военной и гражданской властью, но в чем смысл этого столкновения, критики не знают и воображают новые варианты, по их мнению, более интересные.