С этой целью вначале мы подумывали, не представить ли читателю обзор различных суждений но этому вопросу, которые удалось бы разыскать во всех книгах. Но боясь слишком наскучить терпеливому читателю, мы решили затем ограничиться немногими далеко не второстепенными, а зачастую и просто знаменитыми писателями, ошибки которых поучительны, особенно теперь, когда они уже не опасны.
ГЛАВА I
Утром 21 июня 1630 года, приблизительно в половине пятого, молодая женщина по имени Катерина Роза, оказавшись на беду возле окна галереи, пересекавшей тогда улицу Ветра де Читтадини у самого выхода на бульвар Порта Тичинезе (почти напротив колоннады церкви св. Лаврентия), заметила неизвестного ей человека, одетого в черную мантию {61} с капюшоном, опущенным до бровей. В руках у него была бумага, «по которой», как говорится в ее показаниях, «он водил пальцами, словно писал». Ей бросилось в глаза, что, едва выйдя на улицу, «незнакомец приблизился к стене дома сразу за углом и мимоходом отер о нее руки». «Тогда, — добавляет свидетельница, — мне пришло в голову, не из тех ли он, кто в последние дни бродит по городу и мажет стены заразными мазями». Охваченная недобрым подозрением, Катерина Роза перешла в другую комнату, из которой видна была вся улица, чтобы не потерять из виду шедшего по ней незнакомца, и увидела, как она говорит, «что он прикоснулся к указанной стене рукою».
В окне соседнего дома на той же улице находилась еще одна праздная наблюдательница по имени Оттавия Боно. Трудно сказать, сама ли она пришла к той же безумной мысли или только подхватила ее, когда другая подняла переполох. На допросе она показала, что увидела незнакомца при первом его появлении на улице, но словом не обмолвилась о том, прикасался ли он к стенам. «Я видела, — говорит она, — что прохожий остановился в конце ограды, окружающей сад дома Кривелли… и что у него была бумага, которую он прикрывал правой рукой, словно собираясь писать. Позже я заметила, что, отведя руку в сторону, он провел ею по ограде означенного сада, слегка побеленной известкой». Скорей всего ему понадобилось вытереть пальцы, запачканные чернилами, ибо представляется вероятным, что он и в самом деле писал. Действительно, на допросе, учиненном на следующий день, на вопрос, не были ли связаны совершенные им в то утро поступки с писанием, он ответил: «Да, синьор». Что же касается странной манеры пробираться боком вдоль стены, то, нуждайся этот факт в объяснении, сама Катерина могла бы его объяснить. В самом деле, она упоминает в своих показаниях, что на улице шел дождь. Однако из этого был сделан следующий вывод: «Весьма подозрительно, что в момент, когда были измазаны стены, шел дождь; надо полагать, что дождливая погода была выбрана не случайно, ибо в поисках укрытия гораздо больше народа могло запачкать себе одежду, пробираясь между колоннами портика».
Спустя некоторое время незнакомец вновь вернулся на ту же улицу. Пройдя по ней в обратном направлении, он уже собирался свернуть за угол, как был на беду остановлен каким-то прохожим, обратившимся к нему с приветом. Желая как можно больше разузнать о злоумышленнике, знакомая нам Катерина вернулась на прежнее место и спросила прохожего из окна, с кем он поздоровался. Тот, как явствует из его показаний, едва был знаком с повстречавшимся ему человеком и не знал, как его зовут. Он сказал лишь то немногое, что знал, а именно: что это был инспектор Санитарного ведомства. «Я сказала прохожему, — продолжает Катерина, — что видела, как его знакомый совершил поступки, которые мне отнюдь не понравились. Это дело тотчас же получило огласку…» — верней Катерина, по крайней мере вначале, сама предала его огласке, — люди повалили на улицу и увидели, что стены домов испачканы какой-то слизью желтоватого цвета, похожей на жир. Особенно возмущалось семейство Традате, утверждая, что стены у входа в их дом были сплошь вымазаны жиром. Другая женщина рассказала то же самое. На вопрос, не знает ли она, зачем прохожий вытирал руку о стену, она ответила: «Позже мы заметили, что стены, особенно у входа в дом Традате, чем-то испачканы».