Столь всеобщее и длительное господство авторитета частных лиц над законами стало казаться со временем, когда была замечена возможность и вместе с тем уместность упразднения произвола путем введения новых, более полных, ясных и упорядоченных законов, {65} стало казаться, повторяю, и, если не ошибаюсь, кажется до сих пор чем-то странным, пагубным для человечества, особенно по части уголовной и в еще большей степени процессуальной. О том, что такое господство было естественным, мы уже говорили. Но вряд ли оно было ново, ибо речь шла о старинном и в известном смысле вековечном явлении, многократно, так сказать, усиленном, ибо сколь подробно ни разрабатывались бы законы, вряд ли они перестанут нуждаться в толкователях и вряд ли судьи оставят обычай в той или иной мере ссылаться на авторитет ученых, еще до них специально и всесторонне изучавших неясные вопросы. И как знать, быть может, при более спокойном и тщательном изучении прежний порядок мог бы оказаться относительным благом, ибо все, что ему предшествовало, было намного хуже.
В самом деле, трудно поверить, чтобы люди, занимавшиеся рассмотрением всевозможных случаев в их совокупности, искавшие закономерности в применении к ним позитивных законов или в создании высших универсальных принципов, могли дать более несправедливые, безрассудные, жестокие и причудливые советы, чем диктовал произвол при разбирательстве дел, столь легко возбуждавших страсти. Само обилие книг и исследователей, множественность и, так сказать, растущая дробность предписаний являлись, как мне кажется, свидетельством намерения ограничить произвол и ввести его (насколько возможно) в рамки разумного и справедливого, ибо совсем нетрудно приучить людей злоупотреблять властью, подвернись только благоприятный случай. Уж коли хотят отпустить коня на волю, то с него просто снимают узду, при наличии таковой, а не утруждают себя изготовлением и пригонкой упряжи.
Но так уж обычно случается с людскими преобразованиями, осуществляемыми постепенно (я имею в виду настоящие и справедливые преобразования, а не все то, что так называется): их зачинателям кажется необыкновенно трудным изменить что-либо, внести исправления в существующий порядок, что-то добавить или что-то убавить, пришедшим же позже, и зачастую значительно позже, все справедливое представляется далеко еще не совершенным, они легко взваливают вину на кого попало, проклиная людей, связавших себя с новым порядком, ибо они ответственны за его существование и власть над обществом.
В подобную, я бы сказал завидную, ибо она сопутствует великим и благотворным начинаниям, ошибку, впал, по-видимому, наряду с другими прославленными людьми своего века, и автор «Рассуждений о пытках». Насколько он силен и основателен в разоблачении бессмысленности, несправедливости и жестокости этих пыток, настолько, как нам представляется, он тороплив, обвиняя законодателей, авторитету которых он приписывает самую отвратительную сторону этого дела. И вовсе не из забвения своего ничтожества набрались мы храбрости открыто оспорить мнение столь выдающегося человека, выраженное в столь благородной книге, а будучи уверенными в преимуществе людей, пришедших позже, в их способности (исходя из казавшихся ранее ничтожными вещей) смотреть более здраво, с учетом последствий и разницы во времени, на это явление как на дело далекого прошлого, ставшее достоянием истории, {66} в то время как автор «Рассуждений» должен был бороться с ним как с господствующей силой, как с реальным препятствием на пути новых и желанных преобразований. Во всяком случае, это обстоятельство настолько связано с темой его и нашей книги, что оба мы, естественно, не могли не высказать в этой связи несколько общих замечаний: Верри — потому что из непреложности авторитета законоведов во времена несправедливого процесса выводил их соучастие и в значительной мере виновность в случившемся, мы же — потому что, знакомясь с их предписаниями и указаниями по поводу различных процессуальных тонкостей, должны воспользоваться последними в качестве вспомогательного важнейшего критерия для более очевидного доказательства, так сказать, личной ответственности самого суда.