К о м е н д а н т. Он что говориль? Он есть дурной? Глюпый?
С ы р о д о е в. Когда как. Ну, Терех, давай-давай, я что-то не все понял.
Т е р е ш к о. Такого, как я, господин начальник, оценить надо. За меня уж будь спокоен. Будь спок! Я от своего слова не отступлюсь. Не сомневайся, дорогой мой начальник! Мы с тобой спаялись, склещились до полной победы! Так или не так? Так! И потому — впе-ре-од! За мою власть! (Стучит себя в грудь.) Вперед! (Вдруг запел.) «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны…»
С ы р о д о е в (тоже пьян). Сто-оп! Ты что запел, гад? А? (С маху так врезал старосте, что тот свалился на пол и чуть-чуть протрезвел.)
К о м е н д а н т. Он что, нехорошо сказаль? Да?
С ы р о д о е в (ласково). Нет! Нет. Это я его учил песни петь. (Терешке.) Ну? Чего умолк?
Т е р е ш к о. Да я… да… не-е… Понимаешь… Душа песни попросила… господин начальник.
С ы р о д о е в. Ну и давай! Даешь песню!
Т е р е ш к о (только моргает, глядит на начальника и не понимает, тот всерьез просит его или издевается. Но все же отважился, запел белорусскую народную, которая годна во всех случаях жизни).
С ы р о д о е в (хохочет). Новый порядок! Слышь? Новый! Новый порядок!
К о м е н д а н т. Он не будет делать компрометации новый порядок и германски администрация?
С ы р о д о е в. Не-е! Он смекалистый! А коли что, то — под ноготь! Чуешь, староста? Ежели что-нибудь…
К о м е н д а н т. Что есть под ноготь? (Вспомнил объяснение.) А-а! Да! Так? (Показывает.) Да-да! Он дольжен это знать. Эй, староста, ты знаешь, как это — под ноготь?
Т е р е ш к о. А то как же?
С ы р о д о е в. Теперь знаешь, какие песни в моде?
Т е р е ш к о. Конечно, напрасно вы меня, господин начальник. Но я… такой — зла не таю. Выпьем за германскую власть! За новый порядок! Выпьем до дна!
С ы р о д о е в. Хайль Гитлер!
К о м е н д а н т. Хайль Гитлер!
Т е р е ш к о (громче всех). Хай Гитлер!
Входит Володька. Останавливается у порога. Удивленно молчит.
К о м е н д а н т. Кто есть это?
Т е р е ш к о. Это есть мой сын. Киндэр мой.
К о м е н д а н т (тоже пьяноват). О, большой киндэр. Он уже скоро зольдат. Он идет служить полицай? Идешь?
Т е р е ш к о. Да он ведь еще молодой. Подросток. Дурной еще. Нельзя еще винтовку давать. Еще, чего доброго, сам покалечится. Подросток еще. А подрастет, то чего же? Годика етак через три, коли что, то чего же… Сам приведу на службу. Орел будет!
В о л о д ь к а. Меня вести не надо. Я сам приду. И не через три года. Я раньше приду. Можете не сомневаться, пан начальник. (Приветливо улыбается.) Я обязательно приду к вам.
К о м е н д а н т. О-о! Он правильно есть орел! Гут! Гут! Карашо.
Входят П о л и н а и Н а д я. Они, видно, подслушивали разговор.
П о л и н а. Да ведь он дитя горькое. Куда ему в полицию?
С ы р о д о е в. Сколько ему?
Т е р е ш к о. Шестнадцать.
С ы р о д о е в. А в кого он удался такой? На тебя он не похож.
Т е р е ш к о. В мать. Весь в мать. И крохи подобрал. За себя постоять может…
С ы р о д о е в. Да ну? Нет, и на мать он не похож. (Разглядывает Володьку, тычет в подбородок, поворачивая его голову то вправо, то влево.)
Володька молчит, но заметно, что душа у него кипит, клокочет.
Ни на кого из вашего рода он не похож. Тетка Полина! С кем ты его придумала? А? Ну, признавайся по-честному.
П о л и н а. Как тебе не стыдно такое при мальчике говорить? Вот как хрясну чем-нибудь между глаз… Совсем одичал ты, ничего у тебя человеческого не осталось, коли ты пожилой женщине такое можешь в глаза говорить. При мальчонке! А еще начальник! Эх-эх ты-ы!..
С ы р о д о е в (хохочет). А ты, Терешко, допытайся у нее. Тут не все чисто. Слышишь, Колобок? Не может быть, чтоб такая баба одним тобой была сыта. (Хохочет в лицо Полине.) Хо-хо!..
Володька, вероятно, бросился бы на наглеца, чтобы защитить честь матери, если б не Надя. Она вовремя заметила, как загорелись у паренька глаза гневом, и крепко схватила его за руку.