К о м е н д а н т (вылезает из-за стола). Ну, спасибо, каспадин староста. Я имею вам желание крепко стоять свой пост, исполнять свой должность.
Т е р е ш к о. Постараюсь.
К о м е н д а н т. Хайль.
С ы р о д о е в. Хайль.
Т е р е ш к о. Хайль!
К о м е н д а н т (проходя мимо Нади). Ты есть дикий коза. И глаза ты имеешь дикий. Красивый, абер дикий. (Одевается и уходит.)
Собирается уходить и С ы р о д о е в. Терешко накинул на плечи полушубдк и намеревается провожать гостей.
С ы р о д о е в (останавливается возле Нади, поет). «Я ж тебе, милая, аж до хатыночки сам на руках виднэсу». До свидания, синеокая! (На пороге спрашивает у Терешки.) Как она, в коноплю не бегает?
Т е р е ш к о. А мы коноплю не сеяли.
С ы р о д о е в (хохочет). Ничего! Я тебе ее посею! (Уже открыл дверь, но опять задержался.) Слушай, Колобок! Сегодня я — твой гость. Приду вечерять, приготовься. Слышь? Вечерять буду У тебя, Терешко. (Повернувшись к Наде, ласково.) Тогда и поговорим. Время будет. (Уходит.)
Терешко хотел проводить начальника полиции, но в тот момент, когда староста переступил уже порог, Полина проворно схватила его за воротник и втянула в хату. Втянула и тут же захлопнула дверь.
П о л и н а. А ты, голубь сизый, останься!
Т е р е ш к о. Я их только провожу.
П о л и н а. Ничего, сами найдут дорогу, не слепые.
В о л о д ь к а. Надя! А чего этот полицай про тебя и про коноплю спрашивал? Какая конопля?
Н а д я. Тебе рано еще знать про ту коноплю.
В о л о д ь к а. Если разговор про ту, прошлогоднюю, которая возле запруды, колхозную, так это я туда бегаю. Там я спрятал гранаты, четыре противотанковые мины и две винтовки с патронами.
П о л и н а. О господи боже мой! А что же ты такое говоришь? А если кто видел тебя или подкараулил? Ето же и тебе конец и нам всем. Етот же самый гад, Сыродоев, в Зареченском поселке всю семью сжег. В хате. Нашли там пулемет и еще какую-то заразу. Под стрехой нашли. А теперь ты?
В о л о д ь к а. Это у Свиридовых под стрехой. А в Зареченском поселке партизанского комиссара прятали. Раненого.
Т е р е ш к о. Командира! Самого Орловского…
В о л о д ь к а. А ты откуда знаешь? Может, и сам руку приложил? А?
Т е р е ш к о. Еще чего? Сыродоев хвастал. Бедовал, что не схватил командира партизанского. Орловского, сказал. Опоздали с налетом. Тот раньше скрылся. Потому со зла и пожег всех… всю семью.
В о л о д ь к а. А не сказал тебе, кто донес? (Мягко, ласково.) Может, похвалился? Батя? Вот бы узнать…
Т е р е ш к о. Рано состаришься, если все будешь знать.
П о л и н а. Сынок мой! А как же теперь с оружием, которое ты… Ну? Сынуля? Голубь мой, сокол ясный? Как же?
В о л о д ь к а. А мне чего теперь бояться? У меня отец — староста. Немецкий холуй. Заступится. За сына.
П о л и н а. Да он первый тебя продаст.
В о л о д ь к а. Кому?
П о л и н а. Гестаповцам.
Т е р е ш к о. Не мели чепухи.
В о л о д ь к а. А я гестаповцам признаюсь, что оружие это мы с батей прятали.
Т е р е ш к о. Ну и дурак! А оружию ту я завтра заберу. А коноплю сожгу.
В о л о д ь к а. Забери-забери! Я заминировал и коноплю и оружие. Только тронешь — так громыхнет, что и в Берлине услышат.
П о л и н а. Ай-яй-яй-яй… За один день столько бед свалилось на мою голову. Володя! Надя! Бегите и позовите сюда Галю и Зину. Без детей пускай идут. Сейчас же. Одна нога там, другая тут. И сами вертайтесь. Суровый разговор будет.
В о л о д ь к а и Н а д я уходят.
Судить будем поганца.
Т е р е ш к о. Ето кого же? Меня, что ли?
П о л и н а. Тебя и по всей форме.
Т е р е ш к о. За что? При Советах я пастухом ходил. А теперь…
П о л и н а. Ты еще на советскую власть тявкаешь? Что детей твоих учила? За то, что тебе по многодетности каждый год тысячи отваливала? Так тебе мало? А? Ах ты обормот! Тебе ведь правление колхоза премию — кровать никелированную, с шариками, с матрасом на пружинах — дало. Чтоб мягко тебе было. А ты?! Мерзопакостник!
Т е р е ш к о (пытается шутить). А мне и так было мягко… с тобой. Ето тебе матрас…
П о л и н а. Молчи! А то вот как врежу между глаз!..
Т е р е ш к о. А теперь хоть в президиумах покрасуюсь.