П о л к о в н и к. Чего же вам от меня нужно?
Б е к м а н. Я хочу отдать ее вам назад.
П о л к о в н и к. Что отдать назад?
Б е к м а н (почти напевно). Ответственность. Я принес ее вам обратно. Разве вы забыли, в чем дело, господин полковник? Четырнадцатое февраля забыли? Под Городком. Было сорок два градуса мороза. Вы прибыли на наши позиции, господин полковник, и сказали: «Унтер-офицер Бекман!» — «Здесь!» — крикнул я. Тогда вы сказали, и ваше дыхание обручем повисло на меховом воротнике — я как сейчас это вижу, потому что у вас был прекрасный меховой воротник, — тогда вы сказали: «Унтер-офицер Бекман, вы будете в ответе за двадцать человек. Вы разведаете лес восточнее Городка и постараетесь захватить нескольких пленных, ясно?» — «Так точно, господин полковник», — сказал я. И мы ушли в разведку. А я, я был в ответе. Всю ночь мы разведывали лис, потом началась перестрелка, а когда мы вернулись на свою позицию, недоставало одиннадцати человек. И я был в ответе. Вот и все, господин полковник. Но теперь война кончилась, теперь я хочу выспаться, теперь я отдаю вам назад ответственность, господин полковник, ни к чему она мне, я отдаю ее вам назад, господин полковник.
П о л к о в н и к. Но, милый мой Бекман, вы напрасно так волнуетесь. Совсем не это имелось в виду.
Б е к м а н (внешне спокойно, но со страшным волнением). И все же, господин полковник. Все же именно это имелось в виду. Ответственность — это же не только слово, не химическая формула превращения светлого человеческого тела в темную землю. Нельзя же гнать людей на смерть за пустое слово. Куда-то ведь надо пристроить эту ответственность. Мертвые ответственности не имут. Бог ответственности не имет. А живые, они-то спрашивают. Каждую ночь спрашивают, господин полковник. Когда я лежу без сна, они приходят и спрашивают. Женщины, господин полковник, убитые горем, одетые в траур женщины. Старые женщины, седоволосые, с потрескавшимися руками, молодые женщины с одиноким тоскующим взором. И дети, господин полковник, дети, куча маленьких детей. И они шепчут из темноты: «Унтер-офицер Бекман, где мой отец, унтер-офицер Бекман, где мой муж, унтер-офицер Бекман, где мой сын, унтер-офицер Бекман, где мой брат, унтер-офицер Бекман, где мой жених, унтер-офицер Бекман? Унтер-офицер Бекман, где? где? где?»Так они шепчут до рассвета. И всего только одиннадцать женщин, господин полковник, ко мне приходят только одиннадцать. А к вам, господин полковник? Тысяча? Две тысячи? Вы хорошо спите, господин полковник? Тогда для вас ведь несущественно, если я вам подбавлю ответственность еще за одиннадцать. Вы можете спать, господин полковник? Несмотря на две тысячи ночных призраков? Да? Вы можете жить, господин полковник? Можете прожить хоть одну минуту и не кричать? Господин полковник, господин полковник, вы хорошо спите по ночам? Да? Тогда для вас это несущественно, тогда, значит, мне можно выспаться наконец — если вы будете так добры и возьмете ее обратно, ответственность. Тогда мне можно будет наконец выспаться, со спокойной душой выспаться. Душевный покой, вот оно самое, душевный покой, господин полковник! И тогда: спать! Господи!
П о л к о в н и к (у него все-таки сперло дыхание. Но он смехом разгоняет стеснение в груди, не злобно, впрочем, а скорее грубовато, игриво и добродушно, однако говорит очень неуверенно). Молодой человек, молодой человек! В толк не возьму, никак в толк не возьму. Вы что, тайный пацифист, что ли? Не без бунтарства, а? Но… (он смеется сначала смущенно, затем верх берет его здоровая прусская сущность, и он хохочет во всю глотку) голубчик мой, голубчик мой! Да вы, видно, плутишка, а? Верно я говорю? Как? Плут, плут и есть. (Хохочет.) молодцом, дружище, молодцом! Ну, вы ловкач! Один этот глубочайший юмор чего стоит! Да вы знаете (хохочет и прерывает себя) с этой штукой, с этим номером, я хочу сказать, вам надо на сцену! Да, да, на сцену! (Полковник не хочет обидеть Бекмана, но он здоров, простодушен, солдат до мозга костей, и сон Бекмана воспринимает как остроумную шутку.) Эти идиотские очки, эти волосы, торчащие во все стороны! Вам надо исполнять ваш номер под музыку. (Хохочет.) Бог ты мой, и выдумает же человек такой сон! Приседания, приседания под звуки ксилофона! Нет, голубчик, на сцену, на сцену! То-то люди будут хохотать, животики надорвут! О господи!!! (Хохочет до слез и отдувается.) Я сначала и не смекнул, что вы хотите показать такой смешной номер. Я думал, вы правда немножко умом тронулись. Я и не подозревал, какой вы замечательный комик. Ну вот, голубчик, вы доставили нам большое удовольствие, и я хочу, в свою очередь, порадовать вас. Знаете что? Подите-ка вниз к моему шоферу, возьмите там горячей воды, умойтесь, сбрейте бороду. Приведите себя в человеческий вид. И затем скажите шоферу, чтобы он дал вам один из моих старых костюмов. Да, я говорю серьезно. Сбросьте эти отрепья, наденьте мой старый костюм, да, да, спокойно можете принять его, и вы снова станете человеком, милый вы юноша! Снова станете человеком!