Б о г. Мои дети от меня отвернулись, не я от них. Вы от меня, вы от меня. Я бог, в которого никто больше не верит. Вы от меня отвернулись.
Б е к м а н. Убирайся, старик. Ты портишь мне мою смерть. Уходи, я вижу, ты не более как плаксивый богослов. Ты играешь фразами… Кому до кого есть дело? Кто от кого отвернулся? Вы от меня? Мы от тебя? Ты мертв, бог. А ты живи, живи вместе с нами, ночью, когда холодно, одиноко и в животе урчит, живи вместе с нами, бог. Ах, убирайся ты, чернильная богословская душа, убирайся, плаксивый старикашка!
Б о г. Мой мальчик, мой бедный мальчик! Я ничего не могу изменить! Ничего не могу изменить!
Б е к м а н. В том-то и дело, бог. Ты ничего не можешь изменить. Мы тебя больше не боимся. И не любим. Ты устарел. Богословы тебя состарили. Штаны у тебя с бахромой, подметки дырявые, и голос у тебя теперь тихий — слишком тихий для грома нашего времени. Мы тебя больше не слышим.
Б о г. Да, никто меня больше не слышит, никто. Вы слишком шумные.
Б е к м а н. Или ты слишком тихий, бог. Верно, у тебя слишком много чернил в крови, бог, жидких богословских чернил. Иди, старик, они замуровали тебя в церквах, мы больше друг друга не слышим. Иди, но постарайся еще до наступления вечного мрака забиться в какую-нибудь дыру, в темный лес или хотя бы переодеться в другой костюм, иначе они на тебя свалят все свои неудачи. Да смотри не упади впотьмах, старик, дорога крутая, и на ней полным-полно скелетов. И нос себе заткни, бог. А затем, спокойной ночи, спи и впредь так же крепко, старик. Спокойной ночи!
Б о г. Переодеться в другой костюм или уйти в темный лес? Бедные, бедные мои дети! Мой милый мальчик…
Б е к м а н. Иди уж, иди, спокойной ночи!
Б о г. Бедные, бедные мои… (Уходит.)
Б е к м а н. Старикам сейчас всего труднее, никак не приспособятся к новым обстоятельствам. Мы все стоим на улице. И бог тоже стоит на улице, и никто не открывает ему дверь. Только смерть, только смерть откроет нам дверь. К ней я и пойду.
Д р у г о й. Не жди, чтобы смерть открыла нам свою дверь. У жизни тысяча дверей. Да и кто тебе сказал, что за дверью у смерти есть нечто большее, чем пустота.
Б е к м а н. А что за дверью, которую нам открывает жизнь?
Д р у г о й. Жизнь! Сама жизнь! Идем, ты должен идти дальше!
Б е к м а н. Я не могу. Разве ты не слышишь, как хрипят мои легкие: кх-х-кх-х-кх-х. Я не могу.
Д р у г о й. Ты можешь. Твои легкие не хрипят.
Б е к м а н. Хрипят. Что же еще так хрипит? слышишь: кх-х, кх-х, кх-х, что же еще?
Д р у г о й. Метла дворника! Вон, смотри, дворник идет. Проходит мимо, и его метла скребет мостовую, точно астматическое легкое. Твои легкие не хрипят. Слушай! Это метла. Да слушай же: кх-х, кх-х, кх-х.
Б е к м а н. Метла дворника делает кх-х, кх-х, как легкие умирающего. А у самого дворника красные лампасы на штанах. Это дворник-генерал. Немецкий дворник-генерал. И когда он метет, хрипящие легкие умирающего делают кх-х, кх-х, кх-х. Дворник!
Д в о р н и к. Я не дворник.
Б е к м а н. Не дворник? Кто же ты?
Д в о р н и к. Я служащий института похорон и тления.
Б е к м а н. Ты смерть! И ты ходишь в обличье дворника?
Д в о р н и к. Сегодня — дворника. Вчера — генерала. Смерти привередничать не приходится. Мертвые есть везде. Сегодня они даже валяются на улицах. Вчера они лежали на поле битвы, а смерть была генералом, выступавшим под музыкальное сопровождение ксилофона. Сегодня они валяются на улицах, и метла смерти делает кх-х, кх-х.
Б е к м а н. И метла смерти делает кх-х, кх-х. От генерала до дворника. Разве так упала цена на мертвых?
Д в о р н и к. И все падает. Все падает. Ни салюта. Ни похоронного звона. Ни надгробной речи. Ни памятника павшим воинам. Падает цена. А метла знай себе кх-х, кх-х.
Б е к м а н. Ты уже уходишь? Не спеши. Возьми меня с собой. Смерть, смерть. Ты меня позабыла, эй, смерть!
Д в о р н и к. Я никого не забываю. Мой ксилофон играет «Старые товарищи бойцы», а моя метла делает кх-х, кх-х, кх-х. Я никого не забываю.
Б е к м а н. Смерть, смерть, не закрывай передо мной дверь. Оставь для меня дверь открытой. Смерть, не захлопывай двери. Смерть…
Д в о р н и к. Моя дверь всегда нараспашку. Всегда. По утрам. Вечером. Ночью. При свете солнца и в туман. Всегда моя дверь открыта. Всегда. Везде. А моя метла делают кх-х, кх-х, кх-х.