Б е к м а н. Да, господин полковник, неприятное зрелище эти многочисленные разбухшие, белые, размякшие утопленники в наши дни. А вы убийца, господин полковник, убийца. И как вы это выдерживаете — быть убийцей? Как вы себя чувствуете в качестве убийцы, господин полковник?
П о л к о в н и к. То есть? Не понимаю! Я?
Б е к м а н. Да, господин полковник, вы меня засмеяли до смерти. Ваш смех был страшнее всех смертей на свете, господин полковник. Вы меня до смерти засмеяли!
П о л к о в н и к (ровно ничего не понимая). Да? Ну знаете… Вы были одним из тех, кто все равно обречен. Итак, спокойной ночи.
Б е к м а н. Приятного сна, господин полковник! И большое вам спасибо за последнее прости! Ты слышал, говорящий да, ты слышал, друг человечества, последнее прости, сказанное утонувшему солдату? Один умирает за другого.
Д р у г о й. Это снится тебе, Бекман, снится. Люди добры!
Б е к м а н. А ты здорово охрип, оптимистический тенор! Что это у тебя голос сел? О да, люди добры. Но иной раз выдастся денек, когда то и дело натыкаешься на дурных, есть ведь такие. Но, в общем, люди не плохи. Мне ведь это снится. Я не хочу быть несправедливым. Люди не плохи. Но только они очень уж разные, вот в чем дело, непостижимо разные. Один человек — полковник, другой — всего-навсего нижний чин. Полковник сыт, здоров и ходит в шерстяных подштанниках. Вечером его ждет постель и жена.
Д р у г о й. Бекман, хватит спать! Вставай, живи! Во сне у тебя все перепуталось.
Б е к м а н. А другой голодает, он хром и не имеет даже рубашки. Вечером старый шезлонг в подвале заменяет ему кровать, а свистящее дыхание астматических крыс — шепот жены. Нет, люди добры. Только разные они, очень уж разные.
Д р у г о й. Люди добры. Но они лишены дара предвиденья. Начисто лишены. А сердце? Загляни к ним в сердце, оно доброе. Это жизнь не позволяет им открывать свое сердце. Поверь, в основе все они добрые.
Б е к м а н. Конечно. В основе. Но основа обычно так глубоко заложена, слышишь? Так страшно глубоко. Да, в основе они добрые, только разные. Один белый, другой серый. У одного есть подштанники, у другого нет. Серый без подштанников — это я. Не повезло тебе, утопленник Бекман, отставной унтер-офицер, отставной человек.
Д р у г о й. Тебе видится сон, Бекман, вставай. Живи! Пойдем, посмотришь, люди — они добрые.
Б е к м а н. Они проходят мимо моего трупа, они жуют, и смеются, и плюют, и переваривают пищу. Так они проходят мимо моей смерти, добренькие добряки.
Д р у г о й. Вставай, не спи! Тебе снится дурной сон, Бекман. Проснись!
Б е к м а н. О да, мне снится до ужаса дурной сон. Смотри, вон идет директор кабаре. Взять мне у него интервью, как ты скажешь?
Д р у г о й. Пойдем, Бекман! Живи! Улица полным-полна фонарей. Все живет! Живи и ты!
Б е к м а н. И мне жить? Вместе с кем? С полковником? Нет!
Д р у г о й. С другими, Бекман. Живи вместе с другими.
Б е к м а н. И с директором вместе?
Д р у г о й. Да, и с ним. Со всеми.
Б е к м а н. Ладно, и с директором. Хелло, господин директор!
Д и р е к т о р. Что? Да? В чем дело?
Б е к м а н. Вы меня знаете?
Д и р е к т о р. Нет. Хотя… Постойте, противогазные очки, русская прическа, солдатская шинель. Ну да, да, начинающий с песенкой об адюльтере! Погодите, как вас зовут?
Б е к м а н. Бекман.
Д и р е к т о р. Верно. Ну и?..
Б е к м а н. Вы меня убили, господин директор.
Д и р е к т о р. Но, дорогой мой…
Б е к м а н. Да. Тем, что струсили. Тем, что предали правду. Вы загнали меня в мокрую Эльбу тем, что начинающему не дали возможности начать… Я хотел работать. Я был голоден. Но ваша дверь захлопнулась за мной. Вы загнали меня в Эльбу, господин директор.
Д и р е к т о р. Вы, видно, чувствительный парень. Броситься в Эльбу, в мокрую…
Б е к м а н. В мокрую Эльбу, господин директор. И там уж я досыта напился воды. Один раз досыта, господин директор, но и до смерти. Трагическая история, не так ли? Отличнейший номер для ревю. Шансонетка нашего времени: один раз досыта, зато и до смерти.
Д и р е к т о р (сентиментально, но небрежно). Это просто ужасно! Вы, значит, были одним из чрезмерно чувствительных. Неустроены, мест не хватает. Вы же были одержимы правдой, несчастный фанатик! Вы бы мне всю публику разогнали своей песней.
Б е к м а н. Вот вы передо мной и захлопнули дверь, господин директор. А там внизу протекала Эльба…