Я давно уже совсем без сил, но старый шарманщик играет так бодро. «Радуйтесь жизни, — поет он вдоль по всей улице. — Радуйтесь и вы, что под Воронежем, гей, да… радуйтесь же, пока еще цветет голубой цветочек, радуйтесь жизни, пока играет шарманка…»
Старик поет замогильным голосом. Очень тихо. «Радуйтесь, — поет он, — пока…» Поет он тихо, замогильно, совсем в духе Воронежа, в духе могильных червей. «Радуйтесь, пока еще тлеет искра обмана! Пока еще цветет вьюнок!»
— Я лейтенант Фишер! — кричу я. — Я уцелел. Я уже давно бреду по длинной улице. А пятьдесят семь похоронили под Воронежем. Я знаю их.
— Радуйтесь, — поет шарманщик.
— Мне двадцать пять лет, — кричу я.
— Радуйтесь, — поет шарманщик.
— Я голоден, — кричу я.
«Радуйтесь», — поет он, и пестрые марионетки на его шарманке раскачиваются. У шарманщика красивые пестрые марионетки. Много красивых марионеток. Есть у шарманщика боксер. Боксер размахивает большими глупыми кулаками и кричит: «Я боксирую!» И он двигается очень ловко. Есть у шарманщика и толстяк. С толстым глупым мешком, набитым деньгами. «Я правлю миром», — кричит толстяк и двигается очень ловко. Есть у шарманщика генерал. В толстом глупом мундире. «Я командую, — все время кричит он, — я командую». И он двигается очень ловко. И есть у шарманщика доктор Фауст в белоснежном халате и темных очках. Этот не кричит и не зовет. Но двигается он ужасно, ужасно быстро.
— Радуйтесь, — поет шарманщик, и его марионетки раскачиваются, раскачиваются ужасно быстро.
— У тебя красивые куколки, шарманщик, — говорю я.
— Радуйтесь, — поет шарманщик.
— Но что делает мужчина в очках, мужчина в очках и в белом халате? — спрашиваю я. — Он не кричит, не боксирует, не правит миром и не командует. Что же делает человек в белом халате, ведь он все время двигается, ужасно быстро двигается?
— Радуйтесь, — пост шарманщик, — он думает, — пост шарманщик, — он думает, исследует, изобретает.
— Что же изобретает человек в очках, ведь он тик ужасно суетится?
— Радуйтесь, — поет шарманщик. — Он изобретает порошок, зеленый порошок, порошок цвета надежды.
— Шарманщик, для чего служит этот порошок, не зря же ведь человек так суетится?
— Радуйтесь, — поет шарманщик, — одной ложечкой этого зеленого порошка цвета надежды можно убить целых 100 миллионов человек. Стоит только вдохнуть ею, только вдохнуть с надеждой.
А человек в очках все изобретает и изобретает.
— Радуйтесь пока еще, — поет шарманщик.
— Он изобретает! — кричу я.
— Радуйтесь пока еще, — поет шарманщик, — радуйтесь пока еще…
Я лейтенант Фишер. Мне 25 лет. Я отобрал у шарманщика человечка в белом халате. Радуйтесь пока еще… Я оторвал этому человечку, человечку в очках и в белом халате, голову! Радуйтесь пока еще… Я вывернул руки белому человечку в халате и в очках, человечку с зеленым порошком. Радуйтесь пока еще… Я проткнул насквозь зеленого, цвета надежды, изобретателя. Я проткнул его насквозь, насквозь. Теперь он не может изготовлять порошок, не может больше изобретать порошок. Я проткнул его насквозь, насквозь.
— Почему сломал ты мою красивую марионетку? — кричит шарманщик. — Он был такой умный, мудрый, как Фауст, умный, мудрый и изобретательный. Почему ты сломал человечка в очках, почему? — спрашивает шарманщик.