Он отпустил ее и спросил:
— А Катариненштрассе?
— Она там, — ответила она; голос ее снова звучат почти как обычно. — Там, вторая улица налево.
— Вторая налево, — повторил он и повернулся.
Из мглистых предвечерних сумерек до нее долетело удаляющееся «спасибо». Но это прозвучало уже где-то далеко-далеко. А сумрак неудержимо глушил и глушил звуки шагов, пока совсем не заглушил за поворотом на Катариненштрассе.
Нет, он все же обернулся. Серое пятно глянуло на него издали, но, возможно, то был дом. Дом был высокий, узкий и серый. «А ее водянистые глаза, — думал он. — Они прямо как студень и так тупо смотрят сквозь очки. Бог мой, да ей никак не меньше сорока! И потом вдруг с чего это она: «У меня здесь комната». Он ухмыльнулся в предвечернем сумраке и повернул на Катариненштрассе.
К серому, узкому дому прилепилось серое пятно. Оно, вздыхая, шептало про себя: «Я думала, он чего-то хочет. Он так глядел на меня, словно ему вовсе не нужна была эта Катариненштрассе. Только, видно, ему ничего не было нужно и от меня».
Голос у нее снова стал прежним. Каким был все тридцать семь лет. Бесцветные глаза бездумно плавали за толстыми стеклами очков. Как в аквариуме. Нет, ему ничего не было нужно от нее.
Потом она отперла дверь. И связка ключей снова хихикнула. Тихонько хихикнула. Совсем тихонько.
Перевод А. Студенецкого.
ВИШНИ
Где-то рядом раздался звон разбитого стекла. «Ну вот, а теперь он ест вишни — те, что для меня приготовлены, — подумал больной. — А ведь у меня лихорадка. И она нарочно поставила вишни на окно, чтобы они стали похолоднее. А он разбил стакан. А у меня лихорадка».
Больной встал. Он пошел, держась за стену. Дверь была отворена, и он увидел, что его отец сидит на полу. И рука у него вся в вишневом соку.
«Целая пригоршня вишен, — подумал больной, — целая пригоршня вишен. А ведь это я должен был их съесть. У меня же лихорадка. А у него вся рука в вишневом соку. Они уже небось совсем холодные. Она же их нарочно поставила на подоконник, потому что у меня лихорадка. А он теперь все мои вишни съест. Вот, сидит на полу, и полная рука вишен. А у меня лихорадка. А у него вся рука в холодном вишневом соку. В холодном, вкусном вишневом соку. Сок, конечно, давно уже холодный. Его ведь нарочно поставили на окно. Потому что лихорадка».
Он ухватился за ручку двери. Дверь скрипнула, и отец поднял глаза.
— Тебе надо лежать в постели, сынок. У тебя же лихорадка. Сейчас же ложись в постель, сынок.
— Столько вишен, — прошептал больной. Он смотрел на его руку. — Столько вишен.
— Сейчас же ложись в постель, сынок. — Отец попытался подняться на ноги, и лицо его сморщилось. С руки у него капало.
— Все вишни, — прошептал больной. — Все мои вишни. Ну что, холодные они были? — спросил он громко. — Холодные? Небось уже совсем холодные были, а? Она же их нарочно на окно поставила, чтобы они похолоднее были. Чтобы совсем были холодные.
Отец беспомощно смотрел на него снизу вверх. Он слабо усмехнулся.
— Никак что-то не могу подняться, — сказал он с виноватой усмешкой, и лицо его сморщилось. — Вот ведь глупость какая, ну прямо никак не могу подняться.
Больной держался за дверь. Его шатало, и дверь тихонько покачивалась — вперед, назад.
— Они были совсем холодные, да? — прошептал больной.
— Я, понимаешь ли, упал, — сказал отец. — А теперь это у меня, верно, с испугу. Ноги прямо как отнялись, — улыбаясь сказал он. — Да, это просто с испугу. Сейчас пройдет. И я уложу тебя в постель. Тебе надо поживее в постель.
Больной глядел на руку отца.
— А, это! Это пустяк. Порезался немножко. Кровь уже перестает течь. Это из-за чашки. — Он тряхнул рукой. Потом поднял глаза на сына, и лицо его опять сморщилось. — Хоть бы уж она не стала браниться. Как на грех, ее любимая чашка. И надо же мне было ее расколоть. Именно эту чашку, которую она так любит! Хотел сполоснуть холодной водичкой, чтобы переложить твои вишни. Из стакана-то неудобно пить, лежа в постели. Это я сам знаю. Разве это питье из стакана, когда лежишь в постели.
Больной все смотрел на руку.
— Вишни, — прошептал он. — Мои вишни?
— Я тебе их сейчас принесу, — сказал он. — Сейчас, сынок. Ступай живей в постель, у тебя лихорадка. Сейчас я их тебе принесу. Они стоят на окне, чтобы похолоднее были. Я их тебе сейчас мигом принесу.
Больной, держась за стену, поплелся обратно к постели. Когда отец принес ему вишни, он лежал, зарывшись головой в одеяло.