Я с друзьями, не робея, как и прежде, был бы дружен,
Только чужд и сам себе я, сам — собою я гонимый.
Тот, кто любит, и в разлуке душу погубить не хочет,
Ну а я в душевной муке чужд душе, во мне таимой.
Остриями мук и слез я грудь свою разъял на пряди,—
Мог бы гребнем стать для кос я моей пери несравнимой.
Я ищу тебя повсюду, словно суфия-скитальца,
Хмель я пить в притоне буду, мне гуляками даримый.
О Хафиз, ты и в мечети занят чтением корана,
Ты и за любовь в ответе, пьян от страсти нестерпимой.
* * *
Милый образ во мне живет — душу он и мучит и гложет,
Но в торгах любви не доход, а убыток душе поможет.
Все, кому ни был верен я, мне платили безмерной мукой,
Век мой — горькая жизнь моя — без участья и счастья прожит.
Безучастен, мой милый друг на страданья мои не глянет,—
Разве он меня в доле мук милосердием обнадежит?
Я любимую ждать привык, пав во прах у ее порога,—
Ей явить бы мне светлый лик — он мечтою меня тревожит.
День и ночь, сиянье и мрак — это лик и кудри любимой,
Светлый лик ее — благо благ,— он меня лишь утешить может.
Не довольно ль огнем таким мне гореть, извергая стоны?
А не то моих стонов дым тень на лунный твой лик наложит.
Дан Хафизу любовный стон лучше самых звучных напевов,—
Потому и стенанья он, миг за мигом страдая, множит.
* * *
Мне руку дали — добрый знак любимою мне дан,
Как будто милостив и благ со мною стал султан.
И пролил я потоки слез, знак милости узрев,—
Как будто дождь над купой роз прошел среди полян.
Сколь благодатно для очей виденье красоты:
Мелькнул в саду души моей твой кипарисный стан.
В темнице был я тьмой объят, весь мир был мрачен мне,
Но тьма преобразилась в сад, что розами багрян.
И стало все вокруг светлей от лика твоего,
А я страдал во тьме кудрей, безумьем обуян!
Нет у меня иных даров, кроме моей души,—
Я жизнь отдать тебе готов,— душа горит от ран.
И, если на хоремзский лад Хафиз не сможет петь,
В его напеве прозвучат Хиджаз да Исфаган.
* * *
Неужель не вспомянешь обо мне, изможденном,—
Светом в сердце не станешь, от обид сокрушенном?
Что тебе за отрада меня мучить до смерти,—
Разве в боли разлада — меньший вред разлученным?
Я томлюсь ожиданьем — жду письма черноокой,—
Неужели посланьем не почтит благосклонным?
Кровь ручьями струится из очей моих ныне,—
Не довольно ль глумиться над несчастным влюбленным?
Мучить все дерзновенней меня любо любимой,—
Разве мало мучений мне в страданье бездонном?
Я тоскую по милой, но любимой не мил я,—
Не жестока ль, помилуй, ты со мною, сраженным?
Мука пленной неволи стала в тягость Хафизу,—
Трудно доброй быть, что ли, с бедняком изнуренным?
* * *
Шербет твоих сладчайших уст вкусить душе моей желанно,—
Почуять попугаю вкус любимых им сластей желанно.
Смертельный душу жжет недуг, к твоим устам стремится сердце,—
Отведать гибнущим от мук живой воды скорей желанно.
И если на пути любви я стану прахом,— что за диво?
Законы у любви свои: губить влюбленных ей желанно.
Известное присловье есть: «Питать желанье не зазорно»,—
Свершение любви обресть мне уже много дней желанно.
И не стыди меня, о друг, за то, что жажду я свиданья:
Познавшему всю боль разлук лечиться от скорбей желанно.
Терплю печаль разлуки я, и это нестерпимо больно,
И пусть не будет вам, друзья, печаль в любви своей желанна!
Не диво, о Хафиз, что жду я мига чудный лик увидеть,—
Мне возле розы млеть в саду и петь, как соловей, желанно.
* * *
Лишь заалел твой лик — зардело сердце ало,
Душа, как птица, вмиг в силки кудрей попала.
Где кудри — словно сеть, а родинки — приманка,
Влюбленным — не взлететь, сердца их никнут вяло.