Ты — зеркало моей души, о твоем лике светлом
Сказать мне правду разреши — мой слог прекрасным станет.
Узрев твой несравненный вид, и кипарис смутится —
Он испытает жгучий стыд, тебе подвластным станет.
Красою хвалится цветник, тебя затмить желая,
А ты лишь явишься — и вмиг уж он не красным станет.
И заблуждался человек, твой рот сравнивший с розой,—
Пусть он погрязнувшим навек в стыде ужасном станет.
И если рот твой неземной с вином сравню я всуе,
Пусть посмеются надо мной — смех не напрасным станет.
И ежели твои уста, губящие мне душу,
Сравню я с медом,— кто ж тогда со мной согласным станет!
И кто, прильнув к устам твоим, живую воду вкусит,
Тот, словно Хызр, вечно живым в величье властном станет.
Во прах перед любимой ляг, Хафиз,— счастливым будешь:
Твой дух ко славе высших благ навек причастным станет.
* * *
Где, виночерпий, чаши? Скорей неси вино,—
Да будет бденье наше в сто солнц озарено!
Дай мне вина — я стражду, душа исходит прочь,
Нет сил терпеть мне жажду — измучен я давно.
О милости молю я, друг страждущих гуляк,—
Той муки, что терплю я, другому не дано.
Зачем, о боже правый, шар страсти я таю?
Узрю твой взор лукавый — все сердце сожжено.
Не видеть в яви бденья мне твоего чела,—
Хотя бы в сновиденье явилось мне оно!
Молю всей страстью зова один лишь поцелуй,—
Скажи в ответ мне слово — одно, всего одно!
Хафиз, скажи мне честно: что жизнь тебе твоя?
Бесследно и безвестно пройти ей суждено!
* * *
Взор тюрчанки озорной — бедствие из бед,
Схожей с нею ни одной в мире розы нет.
И напрасные мечты — гурий с ней равнять:
Столь изящной красоты не видал весь свет.
Если б ты своим челом солнце не зажгла,
Человек его теплом не был бы согрет.
Ты по прихоти своей мечешь кость в игре,—
Сделай так, чтобы людей не коснулся вред!
В чьей душе любовь жива, тот ханже не друг:
В мужественном сердце льва лисьих нет примет.
Вольный путь меня манит из неволи прочь,
Но в пути любви горит только дальний свет.
Ты любимою, Хафиз, назван был рабом,—
Значит, в роскошь шахских риз нынче ты одет.
* * *
Какой красой смущен мой разум — земною или неземной?
Скажи, не тою ли, что разом сравнится с солнцем и луной?
Не той ли, что мой сон жестоко прервала силой колдовства,
Не тою ли, что краем ока так колдовски следит за мной?
Не тою ли неправоверной, что мою веру отняла,
Не тою ли, чей взор безверный смятенью моему — виной?
Не той ли, что в саду багряном с такою плавностью пройдет,
Какой не ведать и фазанам в лугах, искрящихся весной?
О перлах уст моей прекрасной ты у влюбленного спроси,—
Лишь к тайнам жемчуга причастный, поверь, знаком с его ценой.
Сравнится ль кто-нибудь со мною, воспевшим сладость твоих уст,—
Мне жизнь дана их красотою, живящей душу и хмельной.
Никто в Хорезме не сравнится с Хафизом, спевшим тюркский стих,
Смог Санджари бы вновь явиться — и тот сложил бы стих иной!
* * *
В садах весенней красоты нет равного тебе цветка,
Мне равного не сыщешь ты меж любящими бедняка.
В земных лугах, куда ни глянь, очами равную тебе —
С таким истомным взором лань я не встречал еще пока.
Ты мой похитила покой — пронзила стрелами обид,
Вовек не видел я другой, что так же сердцем жестока.
Желанные уста твои узреть вблизи мне не дано,—
Безгласных жертв твоей любви чужда тебе печаль-тоска.
Все сновиденья мои вмиг похитил взор твой колдовской,—
Нет в этом мире горемык, чья жизнь, как и моя, горька.
Ты мое сердце пожалей — позволь пылинкою сверкнуть
В сиянье красоты твоей, палящей землю свысока.