Сей мир не вечен,— разумей,— а вечен лишь один творец,
И сутью, сущностью своей он с этим миром несравним.
И если сердце мудреца сияньем знания светло,
То эта сила — от творца, дарована творцом самим.
И, света не даря вокруг, погасли б солнце и луна,
Когда бы яркий свет наук над миром бы не рдел земным.
И диво ли, что человек господней волею ведом?—
От воли господа вовек весь мир живой неотделим.
Стезею истины идя, пойми сокрытый ее смысл,—
И мудрый разум — лишь дитя перед служением благим.
И разве не блажен тот миг, когда свет истины узришь?—
И тот, кто ищет сей родник, восторгом жертвенным томим.
Кто светом истины согрет, тот милость высшую познал:
Ему тот благодатный свет сияет светочем ночным.
Благое имя, словно весть, мне возгласить — почет и честь:
Одно лишь имя произнесть — все ангелы падут пред ним.
Смысл сокровенный утаен в том имени — всей сути тайн,—
Оно превыше всех имен, и смысл его неизъясним.
И белоснежный свет чела, и пламенем горящий лик —
Вот тайна, огненно-светла,— двойное, слитое с одним.
И если, видя дивный лик, я изумлен,— нет дива в том:
Свет истины красой велик, для взора он непостижим.
Влюбленные, как соловьи, стенают, видя этот лик,—
Им сад Единства — в бытии явлен, неведомый другим.
Во прах паду я головой, узрев врата в заветный сад,—
Он — сладостней воды живой для тех, кто мертв и недвижим.
Кто телом и душой готов стезю покорности искать,
Тому неведом гнет оков, что для других неодолим.
Стези смиренья смысл и суть открыты сердцу моему,—
Лишь дьяволу неведом путь к тому, кто верными хвалим.
Под сенью благостных щедрот найдет прибежище душа,
И дух мой власть приобретет над телом немощным моим.
И сладостного знанья вкус узнает попугай души,—
И благодатный их союз да будет век нерасторжим!
Читай божественный «Диван» — и станешь ювелиром слов,
В нем мыслей — целый океан, и жемчуг в нем неистощим.
Никто б из ничего не смог ни слов, ни мыслей сотворить,—
И только в тайнах вещих строк мы смысл сокрытый различим.
Неисчислимы, разумей, вовек достоинства того,
Кто только душами людей, на свете сущих, исчислим.
Лишь горним ангелам под стать его величье восхвалить,
А нам о нем и не сказать бессильным языком людским...
Зовусь Хафизом Хорезми я, возглашающий хвалу
Тому, кто властен над людьми,— да будет мною он хвалим!..
ТАРДЖИБАНД
Шахиня о рабе и не вспомянет,
На преданного друга и не глянет!
И, видно, ждал я верности напрасно:
Душа от муки, верно, в небыль канет.
Стан ее строен, а меня расстроил:
Придет ли миг, что мне спасеньем станет?
У пери стан такой, что и до смерти
Она терзать меня не перестанет.
Молитесь за меня — уже не рано:
Бровей лукавых луки меня ранят.
Твоей красою солнце занялося,
И лунный свет не у тебя ли занят?
Как ни бранишь ты — сердце тебе верно
И о тебе молиться не устанет.
И сколько б в мире ни было красивых,
Твоя лишь красота Хафиза манит.
И соловей, среди ветвей поющий,
Пусть эту песню звонкую затянет:
«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—
Одной любовью жив любой живущий!»
Из-за кудрей твоих — мой чадный стон,
Черна от дыма вязь моих письмен.
Увижу я извивы твоих кос —
Согбенный стан мой долу преклонен.
Безгласный раб, во всем виновен я,
И грех мой в том, что я в тебя влюблен.
С тобою не сравниться никому:
Все — сорняки, лишь ты одна — бутон.
Любимой в сердце путь — через глаза,—
Тот путь надежно сердцем охранен.
В твоих очах — пристанище беды,
Весь мир твоим коварством разорен.