Игнат. Ловко срезал!
Вера. Об этом поединке в «Советском спорте» писали. Пете прочат большое будущее.
Игнат. Куда уж больше! Всю Россию кулаками завоевал. Значок-то за этот мордоворот получил?
Пётр. Мордоворо-от? Побоксировали бы! Это тебе не в деревне кулаками размахивать! Мордоворот... Каждый вахлак корчит из себя знатока...
Игнат. Вот я тебя щелкану разок... по-деревенски, чтоб честь свою помнил.
Пётр. Давай, если духу хватит! Побрякушки-то эти (ткнул в ордена) вроде за геройство давали?
Игнат. Побрякушки? Ах ты выродок!
Пётр. Врезать ему, что ли? (Замахнулся).
Вера. Он же в отцы тебе... он же израненный весь! (Схватила за руку.)
Домна. Петька?! Ты что, гадёныш! Ты на кого замахиваешься?
Пётр (вырывая руку). Ух, счастлив твой бог, папаша! Им вот скажи спасибо, а то бы... Да и вообще: не хочется мне в те места, где загорают разные любители колхозного добра.
Вера. Негодяй! (Даёт ему пощёчину.)
Игнат (с горьким презрением). Чемпион! (Вместе с Домной и Верой уходит).
Появляется Никита. Он пьян.
Никита. Слыхал, объявил про тебя? Чемпион всей России! Ага! Растёт молодёжь. Растёт, а мы стареем. Уступаем позиции.
Пётр, отмолчавшись, ушёл. Никита обижен.
Уже зазнался? Рано, рано, Петро Афанасьевич! Ты чемпион, конечно, да ведь и я не Петрушка! Я ещё воспряну, воспряну! (Идёт к конторе.)
Подле конторы Пётр и Надежда.
Надежда. Ну что, поганец, отличился? (Срывает с сына значок.)
Пётр. Не знаю, как это вышло, мам. Не хотел я, честное слово!
Надежда. У груди лежал, молоком моим питался. Может, молоко порченое было?
Пётр. Не наговаривай на себя, мама! Не казнись! Сам натворил, сам и отвечу.
Надежда. Кабы я тебя не рожала, кабы матерью твоей не была!
Пётр. Не такой уж я отпетый, мам! Просто не сдержался, и всё.
Надежда. Инвалида ударить! Для этого кулаки вырастил? Ты бы силу-то на пользу употребил! К наковальне стал да молотом помахал.
Пётр. Если хочешь – стану!
Надежда. А попробуй не стань! Попробуй отказаться, паршивец! Прокляну.
Пётр. Не кляни, мать. Я ж не отказываюсь.
Надежда. Теперь иди к нему. Иди прощения проси. (Дав сыну затрещину, прогоняет его.)
Подходит Домна.
Домна. Переживаешь, Надёжа?
Надежда. Где-то недоглядела, из-под рук выпустила. Вот и расплачиваюсь. Он же не только Игната, он всех нас ударил.
Домна. Тебя больше других.
Надежда. Не обо мне речь, подружка. Матери во всём причины. Что сын натворил и что с сыном сотворили.
Домна. О тебе, о тебе, Надёжа!
Надежда. Люблю я тебя, подружка! За то люблю, что людей понимаешь. И всегда при себе нужное слово имеешь.
Домна. Ой, не всегда, Надёжа! Ой, не всегда.
Пауза.
В лес бы сейчас! На снегу бы сейчас распластаться – и лежать, лежать, в небушко глядя.
Надежда. Давит тебя! Хоть бы раз выревелась! Может, вся боль со слезами вытечет.
Домна. Ревела.
Надежда. Ты?! Ни в жизнь не поверю!
Домна. Правда, ревела. И хоть бы от кого – от Гришки Мантулина. Чёрствая ты, говорит, холодная, словно камень! Вот тут и хлынули у меня слёзы. И ещё сегодня ревела. О чём – не спрашивай.
Надежда. Известно, о чём бабы ревут. Живём, на лучшее надеемся. А всё лучшее позади.
Домна. А мне не верится. Как тоска одолеет – внушаю себе: чего, мол, ты, дурища, разнюнилась? Солнышко каждый вечер закатывается и каждое утро восходит. И человек на утренней зорьке заново рождается.
Надежда. Ты, вижу, и подымаешься раньше всех. Зорьку проспать боишься?
Домна. Как можно, Надежда? Вдруг это та самая зорька, жданная? (Невесело улыбаясь, заходит в контору.)
Здесь многолюдно. Но видим лишь первые скамейки. За столом Никита Хорзов, Лужков.
Лужков (позванивая по графину). Тише, товарищи, тише!
Пётр, потупясь, стоит у порога. Надежда толкнула его в спину.