Анна. Катерины-то не боишься – пришёл?
Бурмин. Ушёл я от неё. В совете живу.
Анна. Ушё-ёл? Вот уж, верно, бес в ребро. Травишь бабу.
Бурмин. Сама себя травит. На ревность тратится – работу забросила. Ждан где?
Анна. Где же ему быть? В совете, наверно. Да ты сам давно ли туда заглядывал?
Бурмин. Кроме совета колхоз взвалили. На двух стульях сижу. А мне и одного много.
Анна. Так что?
Бурмин. Один Ждану хочу передать совет.
Анна. Ждану? Он стишками всё ещё балуется, а ты – совет. Ишь чего.
Бурмин. Стишки – не помеха. Лишь бы тут (показывает на голову) не свистало. Хлебом-то Зорьку кормите?
Анна. Приучила: не покормишь – молоко отдаёт худо.
Бурмин. Балуешь коровёнку.
Анна. Больше-то кого баловать?
Ждан большой... Федот, ты бы не ходил ко мне, а? Люди всякое могут подумать.
Бурмин. Уж зайти нельзя... уж дружка спросить не могу... Вот народ!.. Что пишет?
Анна. Воюет. К страде воротиться хотел – не держит слово.
Бурмин. Вон он как навалился! А я тут с вами... Опять на переправах?
Анна. После контузии в порученцах был... или в этих, как их, ну на посылках!
Бурмин. Ординарцем что ли?
Анна. Ага, ординарцем, потом отказался. Не по характеру, говорит. Теперь снова переправы налаживает.
Бурмин. От сыновей есть вести?
Анна. Ребятки вместе, в одном танке вовсе. Командиром у них Латышев, бигилинский.
Бурмин. Ловко угадали... в одну колоду... четыре валета.
Анна. Ага, ловко.
Подходит Евсей. Анна пятится от него.
Бурмин. Язык отсох? Говори.
Евсей. Похоронку Вассе вручил... криком зашлась.
Анна. А мне... мне что выпало?
Евсей. Тебе... хе-хе-хе... Тебе ничего. Так что зря всполошилась. Одно письмишечко было – Ждан взял.
Анна. Так чего ж душу-то мне, как дратву, сучишь? У, ворон!
Евсей. Любопытно, к примеру. (Уходит.)
Входит Ждан.
Ждан. Письмо, мам! От Кирюхи письмо!
Анна. А Федя? Что с Федей?
Ждан. И он жив... вместе пишут.
Анна. Дай сюда! Дай... сердце лопнет. (Читает.) «Здравствуйте, наши родные! Во-первых строках моего...». Зачёркнуто... Ага ясно! «...своего письма хотим сообщить, что живы-здоровы...» Живы! Живы!
Ждан. Вот видишь! А ты обмерла.
Анна. Немцы-то не в чучела стреляют. Людская плоть уязвима. «...живы-здоровы. Чего и вам желаем. Служим по-прежнему вместе. Только уж на другом танке... Тот, первый, в бою потеряли. Бой трудный был, жаркий. Федька даже струхнул малость. Выскочил из машины, да так дёрнул – едва догнали». Опять зачёркнуто. Дальше-то Федина рука. «Врёт он, мам! Врёт, не струсил я. Бежал потому, что снаряды кончились. А к нам ихний танк подбирался. Пришлось остановить». Снова Кирилл... «Так что теперь на счету три немецких коробки. Один падает на Данькин пай. От тяти писем не получаем. Если что знаете о нём – пропишите. Всё вроде. Если не считать, что по дому соскучились. Как там Стеша? С фронтовым приветом братья Калинкины».
В пригоне подойник загремел.
Анна. Степанида, слышь-ко, иди сюда!
Стеша (появляясь). Я молоко пролила. Всё до капельки.
Анна. Читай, читай! Тут про тебя написано.
Стеша приняв «треугольничек», уходит.
Ждан. Эх, судьбина! Братья там, а я бумаги в совете мараю.
Анна (подозрительно). Снова в военкомате ошивался?
Ждан. У них одна отговорка: молод! Люди в шестнадцать лет полками командовали.
Анна. Люди, люди! Те люди мне не пример.
Ждан. Несознательная ты, мам.
Анна. Троих проводила – хватит! Кто может – пущай отдаёт больше.
Бурмин. Троих – это да, троих – это много! Я, правда, в газете читал, одна женина пятерых на фронт отправила, и сама за них... вот, сама.
Анна. Ты-то зачем сюда пожаловал? Знаю ведь, неспроста голову мне морочишь.
Бурмин. Устал я, Анна... от этой лёгкой жизни! Кругом стон стоит. Слёзы кругом. И – попрёки. Одни порёки! Колхоз – на мне, сельсовет – на мне. Что я, каменный, что ли? Что я, винтовку в руках держать не умею?