Анна. Пореви – легче станет.
Бурмин. Заревел бы – слёз нет. И выхода тоже нету.
Ждан. Не казнись, дядя Федот. Лучше приляг на часок, и пусть тебе мир приснится, без слёз, без похоронок, покой, который мы все потеряли.
Бурмин. Хорошо про покой говоришь, задушевно! Без слёз, значит, без похоронок... Хорошо! Только хлеб-то наяву сдавать надо. И везти наяву. А на чём везти? Лошадей нет... всего четыре клячонки.
Ждан. Бигилинские на коровах возят.
Анна. Вон куда вывел! Издалека вёл, кругами. А вывел прямо. Нет, золотко, коровушки не проси. Лучше сама запрягусь в оглобли, чем над Зорькой измываться позволю.
Ждан. Уступи, мам. Я тебя очень прошу, уступи. Прости, курицу яйца не учат, но ведь нужно. Нужно.
Анна. Сами впрягайтесь. Меня впрягайте. Зорьку не трогать.
Бурмин. Что ж, не неволю. Твоя доля и без того велика.
Входят дед Семён и Тоня.
Тоня. Ну, хоть вы ему скажите! Зерно на себе везти собрался. Тоже мне, тягло!
Семён Саввич. Защитничкам-то надо чем-то питаться. А хлеб на току лежит. Вот-вот прорастать начнёт.
Тоня. Близкий путь! Туда и обратно шестьдесят километров. Свалишься посреди дороги.
Семён Саввич. Ёкмарьёк, в солдатах больше того хаживал. Ноги, поди, не забыли про стародавние марши.
Тоня. Зато сам забыл, сколько лет на земле прожил. Тётя Нюра, ну что мне с этим стариком делать?
Анна. Видно, уж ничего не поделаешь. Отпусти. (Старику.) Если Зорьку доверю – справишься?
Семён Саввич. Я, да не справлюсь? В казахских степях таких рысаков объезжал... Тут – корова. Посовестилась бы смеяться над стариком.
Анна. «Корова», «корова»! С коровой-то больше ещё возни. А разозлишься да ударишь, так я...
Семён Саввич. Что я, изверг какой, Аннушка? Что я, лихоимец? Я животную с малых лет уважаю.
Анна. Ну и ладно. Езжай... езжай.
Бурмин. Выручила ты меня, Анна! Даже не знаешь, как выручила.
Ждан. Мама у меня такая!
Анна. Какая?
Ждан. Ну... замечательная.
Анна. Часом раньше кто несознательной обозвал?
Ждан. Ошибся. С кем не бывает.
Анна. Я бы не ошиблась в тебе. Я бы ни в одном из вас не ошиблась. (Уводит старика.)
Во двор боязливо заглядывает Катерина.
Тоня. Дядя Федот, на горизонте разведка противника. Прими меры.
Бурмин, погрозив девушке, выходит к жене.
(Ждану). Что, не выходит? Бракуют мальчика?
Ждан. Там такие чинуши – ничем их не проймёшь.
Тоня. А я добилась. В снайперскую школу обещали направить.
Ждан. Тебя в снайперскую?! Куда они смотрят? Чем смотрят? Я тридцать девять из сорока выбиваю. И бегаю всех быстрей.
Тоня. Это «я» настораживает: побежишь – враг не догонит. Ну, ну, не хмурься! Шучу. Судя по сводкам, и ты досыта настреляешься.
За воротами.
Бурмин. Всё шпионишь? Всё подглядываешь? Вот уж верно – разведка.
Катерина. Вассе похоронку вручили. Уже шестую по счёту.
Бурмин. Знаю. Был у неё.
Катерина. В беспамятство впала. Доктора вызывали.
Бурмин. У доктора живой воды нет.
Катерина. Плохо, что нет.
Бурмин. Тебе-то о чём сокрушаться? Сама по себе живёшь, вольная, как ветер в поле.
Катерина. Ведь и тебя могли так же... И я бы убивалась.
Бурмин. Да ну? Вот не догадывался.
Катерина. Муж ведь ты мне. Мой, кровный.
Бурмин. В том смысле, что кровь портишь? И людей смешишь... Если в этом смысле, то верно.
Катерина. Воротись домой, Федот. Постыло мне без тебя.
Бурмин. И опять стану посмешищем?
Катерина. Что ты, Федотушка, что ты! У меня будто пелена с глаз спала. Горе вокруг, а я дурью маюсь.
Бурмин. Не майся. Берись за ум. Давно пора.
Катерина. Возьмусь. Ты только воротись.
Бурмин. На работу когда выйдешь?
Катерина. Да хоть сейчас. В любую минуту.
Бурмин. Тогда вот что, запрягай корову – поедешь с обозом. И не чуди, если со мной жить хочешь. (Уходит.)