Выбрать главу

Анна (всплеснула руками). О господи! Старика-то за что? Одна радость была на свете... (Бросилась было к Семёну Саввичу, но увидела, что сыну совсем плохо, склонилась над ним.)

Издали слышится мелодия «Священной войны». Сквозь буран бредут люди, только что похоронившие Ждана. Усаживают Анну на бревно, в которое воткнуты четыре топора.

Тимофей. Ушёл кореш... а жить бы ему... жить бы...

Семён Саввич. Ты не молчи, Аннушка. Говори или плачь. Только не молчи.

Анна. Всё высказала... всё выплакала.

Пронька. Догадался! Стихи-то он про себя сочинил!

Катерина. Молчи! Молчи! Нашёл время!

Пронька. Не буду молчать! Может, это одно, что от него осталось. Вот. (Подаёт Анне листок.) Даня стишок велел записать. Анна. Не вижу... будто глаза вытекли.

Семён Саввич. Поплачь, Аннушка, поплачь маленько! Смочи душу слезами. Вся иссохла, поди, вся изболелась.

Бурмин. Вся Россия сегодня плачет. И мстит она же.

Анна. А мне оттого не легче, Федот. Проня, стишок-то прочти.

Пронька (читает наизусть).

Сорок дней, сорок ночей Он жить продолжал, удивляя врачей. Сорок дней, сорок ночей Мать над ним не смыкала очей. А когда в последние сутки Она прилегла на минутку, Чтобы не разбудить её, Остановил он сердце своё.

Анна. Остановил... не простился.

Катерина. Гордый он был. Все вы, Калинкины, гордые!

Бурмин. Гордость-то эта от одного корня питается. От главного корня! И народ ему высохнуть не дозволит.

Пронька. Я эти стишки в школе рассказывать буду. Я их вот так... (Снова вдохновенно и яростно читает.)

Сорок дней, сорок ночей

Он жить продолжал, удивлял врачей...

Тимофей. Значит, стоять России во все времена... жить России! Так, что ли, Семён Саввич?

Семён Саввич. Разве что свечка потухнет. Да только свечку ту гасить ему не по силам.

Бурмин. Негасимая свеча! Это я вам ответственно говорю!

Звучит торжественная музыка. Люди встают. Встаёт Анна, мать русская, усталая, горькая, гордая.

Из снега, из мрака восходит солнце. Буран кончается.

Занавес

1974

ПЕСНЯ СОЛЬВЕЙГ

ДРАМАТИЧЕСКАЯ ПОЭМА в двух действиях с прологом

Действующие лица

Маша Корикова, учительница.

Матвей, охотник.

Ефим (Шаман), брат его старший.

Григорий Салиндер, пастух.

Анфиса, его жена.

Пётр Рочев (Зырян), бригадир.

Матвей в старости.

Ефим в старости.

Катерина.

Муж.

Ядне.

Жители стойбища.

Тридцатые годы, Север Западной Сибири – в воспоминаниях двух пожилых братьев.

ПРОЛОГ

У костра два старика. Один маленький, шустрый, на шапке – бубенчики. Другой крупный, медлительный, грустный. Оба по очереди курят одну трубку. Молчат...

Задумчиво молчат и себя пережившие горы. Они всё на свете видели. И боль, и радость отражались в них эхом. А горы молчали. И старились. Иногда, точно скупые слёзы, роняли они вниз камни. Камни, случалось, падали на чьи-то головы. А горы молча скорбели о тех, кого придавили обвалом. Но, может, и ни о ком... просто так скорбели... философически.

Гаснет костёр, погасла трубка. Крупный старик, Матвей, медленно, со всхлипом «раскачивает» её.

Матвей. Не горит... погасла.

Маленький старик зажигает спичку, даёт прикурить. Спасибо, Ефим.

Ефим (наблюдая за догорающей спичкой). Красивая была спичка, белая, с золотой головкой. Головка росла, росла и лопнула. Почернела спичка.

Матвей. И мы почернеем, когда погаснет наш костёр. Не пора ли копать могилу?

Ефим. Лучше остаться наверху. По обычаю наших предков. Зачем прятаться в землю? Лягу, когда позовёт смерть, вытяну руки и, мёртвый, буду смотреть на звёзды, на зимние сполохи.