Матвей. Совсем ты заговорил меня. И я забыл главный вопрос.
Ефим. Вспоминай. Если не вспомнишь – подскажу. Я знаю этот вопрос.
Матвей. Не хочу, чтобы ты подсказывал. Сам вспомню. (Курит.) Что берёт человек с собой в последний путь?
Ефим(улыбаясь, кивает. Он ожидал этого вопроса). Ничего. И поэтому мёртвые спокойны. Чай выпит. Кружка пуста.
Матвей (выбив трубку, почистил её ногтём, продул и снова набил табаком). А она взяла – ты помнишь? – одну маленькую книжечку.
Ефим. И теперь читает её. Ей надолго хватит этой маленькой красивой книжечки. Если черви не отнимут.
Матвей(укоризненно). Не смейся, Ефим. Ты можешь не дожить до своего срока. (Тронул рукой стоящее около него ружьё.)
Ефим. Значит, мой срок сдвинется. Только и всего. Стоит ли сокрушаться об этом?
Матвей. И её срок сдвинулся. Ей было бы сейчас тридцать семь. Нет тридцать восемь, однако. Помнишь её?
Ефим(по лицу его пробежала тень). А зачем мне её помнить? Если б я жил воспоминаниями, я стал бы похож на тебя.
Действие первое
Селение из нескольких чумов и новый, ещё не достроенный дом – школа.
Посёлок счастлив своим расположением: кругом лес, река рядом. Вдали видны Уральские горы. Вершины, их в снегу. Урочища пастухов и охотников так велики, что сюда входят и тайга и тундра.
Из лодки-калданки на берег выпрыгивает девушка, это Маша. Она в спортивных шароварах, в свитере. Вытянув лодку, берёт из неё сундучок фанерный и патефон и направляется к чуму, подле которого колет дрова Анфиса, молодая ещё женщина, в малице, в чижах; она с подбитым глазом.
Внутри дома видна люлька. Над люлькой бубенчики, пробки от флаконов, цепочка – игрушки ребёнка. Анфиса ожесточённо машет топором, отпинывая поленья.
Под лиственницей, на которой висит деревянный идол, спит на оленьей шкуре мужчина.
Издали доносится вой.
Звуки бубна.
Маша. Здравствуйте.
Анфиса (неприязненно покосившись на неё). Э...
Маша. Вы не говорите по-русски?
Анфиса. Каким ветром тебя занесло? (Говорит она замедленно, сипло.)
Маша. Учительница я. Ваших детей грамоте учить буду. (Вслушиваясь.) Там кто-то болен или рожает?
Анфиса. Шаман там. Камлает. (Махнув рукой.) Э, ты не знаешь.
Маша. Камлает? Как интересно! (Намеревается идти к чуму шамана.)
Анфиса. Не ходи. Это нельзя.
Маша. Ну вот ещё! Я в церкви была когда-то... из любопытства, конечно. Вообще-то я атеистка. Неверующая, проще говоря. Понимаете?
Анфиса. Ты слепая, однако, э?
Маша. Но почему же? В стрелковой секции занималась. Даже значок имею.
Анфиса. Чум видишь?
Маша. Разумеется, вижу.
Анфиса. Гришку моего под деревом видишь? Пьяный спит.
Маша. Какое безобразие! Вижу и его. Бессовестный! Он спит, а вы дрова колете.
Анфиса. Нет, должно быть, не совсем слепая. Ну так смотри: вот бог. (Показывает на замурзанного идола.) Гришка проснётся сейчас – бить его станет. А потом и меня.
Маша. Бога-то – пусть, его всё равно нет. А вас за что?
Анфиса. Раз бьёт, значит, есть бог. Бог есть, рыбы нету. Ушла из котцов рыба.
В чуме закричал ребёнок. Спящий зашевелился, поднял голову. Взяв обломок хорея – палки, которой подгоняют оленей, – принялся дубасить и без того жалкого идола.
Маша. Что это он?
Анфиса. Сказала же: бога бьёт... за то, что рыба ушла.
Маша (услыхав вой Шамана). А тот?
Анфиса. Тот пытает: почему рыба ушла. Однако и мне пора. Бог устал. Дрова умеешь колоть?
Маша. Я в городе жила. У нас паровое отопление.