- Кажному слову место знай! – осадил Дугин. – В эку жару токо квас пить, милое дело.
- Солнышко низко, а у вас уж зарод выше сосен, – обмерив стог, сказал Гордей. – Эдак вас надолго не хватит.
- Отдыхайте, рванули крепко, – подключился Науменко и напомнил: – Нам пора.
Их вызывали в район.
- Раз начальство велит – отдохнём, – сказала Афанасея и придвинулась к Науменко. – Посиди с нами перед дорожкой!
- В дороге насижусь, – слегка отстранился тот.
- Стыдишься? – подалась за ним Афанасея. – А я весь стыд потеряла. И добрая стала, хоть верёвки из меня вей.
- На людях-то не липни... неловко.
- Думаешь, Марье передадут? Не нужен ты ей. У ей Пронька есть. А у тебя я. Так и знай.
Афанасея пристроилась в кустах, вытянув усталое тело… Федяня задумчиво грыз былинку, сплёвывая обкуски.
Издали доносился рокот трактора, без устали носившегося по елани.
- Неказистая машинёшка, а нам за ей не угнаться, – сказала Афанасея. – Умно сделана!
- Ну уж и умно! – возразил Венька. – Кабы она ишо сено за нас метала...
- Придумают и такую. Всяких напридумывают.
- Вот житуха-то начнётся! Лягу я на берегу Ярки, а трактор мне огурцов у деда Панфила наворует. Лежи да хрумкай, – фантазировал Венька, шарясь у Афанасеи в носу былинкой. Она чихнула, не открывая глаз, схватила его за ухо.
Глава 40
- Такого уговора не было, Алёха! – говорил Дугин. – Своим детям я отец...
- Кобель ты, а не отец! – резко оборвал Науменко. – Давно вижу, на девку облизываешься. Не про твою честь!
- Я ведь не спрашиваю, про чью честь Афанасея. Так что давай не будем, Алёха!
- Иду вечор по елани, ревёт кто-то, – будто самому себе рассказывал Науменко. – Подхожу – Шурка. Ты её не трогал, Дугин?
- Опомнись, бог с тобой! В мои ли годы?
- На годы не спирай! Знаю тебя – мытарь! – приближаясь к нему, говорил Науменко. – На меня писал что-нибудь?
Дугину стало страшно. Вокруг никого не было. Зашли далеко.
- Эко придумал! Мы с тобой одной верёвочкой связаны, – стараясь не отводить глаз, отвечал он.
- Сазонов ко мне круто переменился... Стало быть, не без причины. Знай, если меня возьмут – ты следом загремишь! Я тебе не мешаю. Колхозу пользу приношу. И ты мне не мешай.
- Ладно. А девку не тронь! Не про тебя. Жени их и приданое выдели, чтобы нужды не знали... Слышишь?
- Слышу, Алёха! – отозвался Дугин, думая про себя: «Ловко распорядился чужим-то... Ишо неизвестно, как дела повернутся...».
- Иди и не забывай, о чём говорили!
Науменко медленно повернулся и зашагал к станам.
Через день к Земляному подъехали два милиционера. Они разыскивали Науменко. Тот, в нижней рубахе, пропитавшейся потом, вместе с Яминым и Афанасеей метал сено. Афанасея была разговорчива и шутила. Куда-то исчезла у бабы суровина. Губы растягивало улыбкой, глаза излучали мягкий необычный свет.
- Есть силёнка, – говорила она. – Не всю в вине утопил...
- С вином покончено, знаешь ведь, – тихо, словно это было тайной двоих, сказал Науменко.
- Знаю, а всё одно следить буду!.. Как за дитём, пока оно... не появилось...
- Науменко? – спросил один из милиционеров с толстым бабьим лицом.
- Вот и всё, – ещё тише сказал Науменко. – Прощай, Афанасея. Больше, пожалуй, не увидимся. Завязался мой узелок.
- Пройди к машине, – приказал милиционер.
- Всё идёт как надо, Гордей! Ты не теряйся, – сказал Науменко. Марье поклон передай... Прощайте. Пока жив, помнить буду...
- Шевелись! – сердито подтолкнул его другой милиционер.
- Это Дугин... – не успел договорить Науменко. Его втолкнули в машину. Рыжко, словно чуял, что совершается что-то непростительно горькое и нелепое, печально ржал, поворачивая голову вслед уходящей машине.
- За что его? – спрашивал Панфило. – В чём провинился?
Ямин ожесточённо грохнул вилами по берёзе, зашагал прочь.
Было душно. И тихо.
Так бывает перед грозой.
Из-за стогов вышли все, кто близко работал. И все молчали.
Никто ничего не знал.
Никто ничего не понял.
«За что?» – с вялой пугливостью шелестели деревья. Кто мог ответить им?
За Яминым увязался Евтропий. Ноги его подгибались, вязли в кошенине. Он то широко шагал, то останавливался и топтался на месте. Догнав Ямина, ни о чём не спросил... Оба долго и потерянно глядели друг на друга, не замечая, что из кустов за ними следит чужой человек. Они повернули к кустам. Человек склонился и по-ужиному пополз в заросли, стараясь не шуметь.