Девушка замедлила шаг. Она нашла в себе мужество одарить Зилафа улыбкой, говорившей, что из всех людей на земле он теперь единственный, чей взгляд может и осчастливить и ранить ее.
Усталая, пьяная от солнца бабочка провожала еще минутку Зилафа и Матильду, порхая над ними, но потом вдруг свернула в сторону и полетела через вечерний луг.
Зилаф взял Матильду за руку, судьба — помощница всех влюбленных — вложила в его уста слова, безотказно действовавшие вот уже миллиарды раз. Эти слова проникли в открытое сердце Матильды, удивленно вопрошавшее — неужели это и есть та самая любовь, о которой девушка так давно грезила?
Паули пришел в восторг. Он бурно обнял влюбленных и расцеловал их на глазах у всего честного народа в кабачке ратуши — члены муниципалитета в полном составе явились сюда промочить горло. Пастор даже позволил себе чертыхнуться, в такой момент ему вовсе не хочется снова идти в ратушу, где как раз начиналось заседание, да еще по этому злосчастному вопросу о парке.
В маленьком уютном зале кабачка с трудом помещались четыре потемневших от времени столика красного дерева, за которыми было немало выпито. Хозяин принес Зилафу и Матильде местное разливное вино.
Зилаф радостно осушил свою рюмку, но Матильда только слегка пригубила эту чашу жизни, которую ей еще не скоро предстояло испить. Вино и любовь были для нее тайной за семью печатями. Долгим вопросительным взглядом посмотрела она на человека, избравшего ее себе в жены.
Но на этот немой вопрос, обращенный к возлюбленному, к себе самой и к неведомому будущему, никто не мог дать Матильде ответа, да и самый вопрос был непроницаемо темен для семнадцатилетней девушки.
Воображение Матильды, всегда такое деятельное, на этот раз молчало. Но вдруг перед ней возникло какое-то странное видение… День клонился к вечеру, в лесу на холме, освещенном зеленым светом, показалась приземистая белая лошадь с добрым взглядом и гордо изогнутой шеей, на ней восседал навостривший уши крохотный, похожий на зайца, сказочный зверек… Взволнованная до глубины души, Матильда рассказала о своем сне наяву Зилафу.
— Ну и ну, детка, — удивился Зилаф, — что это тебе привиделось, ведь ты еще ничего не пила.
В глазах Матильды снова появился вопрос. Ее взгляд следовал за сказочным зверьком, скакавшим между высокими елями, и затерялся где-то в темной чаще. Матильда подняла ресницы — напротив нее сидел человек, которому она вверила свою судьбу.
Улыбаясь, протянул он ей мускулистую сильную руку, и она вложила в нее свою худую ручонку.
За соседним столиком местный лавочник потягивал винцо, смакуя каждый глоток. Слегка сжав на прощание пустую рюмку, он подвинул ее на середину стола, грузно поднялся и пошел в зал заседаний.
В длинной стене зала была устроена овальная ниша, достаточно глубокая, чтобы в ней поместился стол заседаний. К нише вели две ступеньки, так что за одной стороной стола сидеть было невозможно.
Двенадцать членов муниципалитета, все на голову ниже Паули, сидели по обе руки от него спиной к стене, ярко освещенные люстрой, — казалось, ожила «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи. Только двенадцать апостолов были весьма упитанные господа в костюмах, сшитых местным портным Шребли, а у Иисуса Христа — Паули, восседавшего в середине стола, лицо было веселое и ребячливое, без малейших признаков растительности.
Вводное слово председателя муниципалитета, заявившего, что он всесторонне осветит вопрос и объективно взвесит все «за» и «против», уже подходило к концу, когда Паули вдруг показал рукой на зеленый стол заседаний и удивленно прошептал:
— Новая скатерть? Но ведь мы не давали на это разрешения.
— Разрешение будет дано, — шепнул его сосед — лавочник. — У меня залежался остаток сукна.
— Во всяком случае, следует отметить, — продолжал председатель, — что господину Паули надо было поставить спорный вопрос на муниципалитете, прежде чем говорить о нем с амвона.
С этими словами председатель, владелец гостиницы «Звезда», чья кухарка изображала на благотворительном спектакле Титанию, откинулся на спинку кресла.
— Он обозвал меня псом, вот что он кричал на всю церковь.
— Но, господин директор, это ведь не мои слова, это слова Готфрида Келлера!
мысленно продекламировал учитель, изучивший любимого поэта родной страны от корки до корки, и улыбнулся, представив себе за столом заседаний среди членов муниципалитета самого Готфрида Келлера — защитника своего народа.