Открывать-то сезон не удастся, так как нельзя вызывать Ольгу Леонардовну к началу репетиций. И потом это выйдет {376} не спектакль, а вторые похороны Чехова. Но вообще мысль о постановке меня начинает забирать. Очень уж великолепно расходится пьеса:
Иванов — Качалов, Сарра — Книппер, Шабельский — Вы (надо уйти от Гаева?), Лебедев — Лужский или (лучше) Грибунин, Зинаида Саввишна — Самарова, Саша — Тарина, Львов — Леонидов, Бабакина — Марья Петровна (дублерша Красовская), Косых — Артем, Боркин — Москвин.
Совершенно идеальное распределение ролей!
Не пожалейте нескольких рублей, пришлите мне телеграмму: Ялта, гостиница «Россия», — нравится ли Вам эта мысль. Тогда я подготовлюсь к постановке. По приезде в Москву, не позже 5 августа, займемся с Симовым и с половины августа более или менее приступим[867].
Я рассчитываю отпустить Вас недели на две, когда Вы заладите Метерлинка и просмотрите работу Лужского. В это время Вы позайметесь Шабельским и вполне отдохнете.
А может быть, нам удастся поставить в сезоне и «Иванова» и «Росмерсхольм»? Сезон длинный и опасный. Но, может быть, еще и Горький вернется. Хочу писать ему письмо[868].
С Ольгой Леонардовной я уже говорил об «Иванове». И она, и Марья Павловна, и Иван Павлович[869] очень рады этому. Надо только предупредить возможность постановки у Корша. Поэтому я даже пустил слух в газеты.
Осмотрел я декорации «У монастыря». Выйдет недурно. Они готовы совсем почти. Суреньянца подстегнул. То, что я видел (куски), показались мне холодны[870].
Об «Иванове» напишу и Морозову.
Обнимаю Вас.
Вл. Немирович-Данченко
На днях еду в Ялту.
177. К. С. Станиславскому[871]
25 июля 1904 г. Ялта
Ялта, «Россия»,
25 июля
Милый Константин Сергеевич!
Я в Ялте четыре дня, пробуду так, чтобы приехать в {377} Москву 6‑го. До тех пор буду совершенно бездельничать. К этому меня уговорили и жена и доктор. Мои нервы очень скверны, но я быстро отхожу и надеюсь до 6‑го отойти совсем. До чего плохи нервы: вчера вечером получил от Саввы Тимофеевича ответ на мое письмо по поводу «Иванова» в паршивом тоне, и ночью я уже стонал и выл.
Но это быстро пройдет. Надо только ничего не делать некоторое время.
Сегодня получил Вашу телеграмму[872]. Переписываться с Вами о театре — удовольствие, поэтому сейчас же отвечаю.
Савва Тимофеевич против постановки «Иванова». Говорит, что: 1) пьеса стара и заиграна даже на любительских спектаклях (это и неверно, и ни разу она не была поставлена сколько-нибудь серьезно). 2) Пьеса не расходится, потому что Книппер стара для Сарры (Сарре под 30 лет, и она больная) и провалит роль так же, как провалила Раневскую (!). 3) Интерес к Чехову, подогретый его смертью, иссякнет до представления «Иванова» (по-моему же, смерть Чехова обнаружила такую любовь к нему русского общества, о какой мы и не подозревали. Никогда при жизни его не ставили наряду с Пушкиным, Толстым и выше Тургенева, а теперь это почти единодушно). 4) «Иванов» придуман мною только для того, чтобы дать роль Ольге Леонардовне — «это очень почтенно ввиду ее горя, но для дела ненужное» <…> (на это и отвечать невозможно). 5) «Это старая нота в театре» (это совершенно верно, но противоречит основному требованию Саввы Тимофеевича давать пять постановок в год. Не рассчитывает же он на пять новых нот в году?)[873].
Считаю Ваше мнение в телеграмме очень верным и точным. Если «Иванова» ставить, то только теперь. Или уже никогда. Успех художественный большой, материальный под сомнением. В конце концов приходится отложить этот вопрос до встречи. Пока же я все-таки нет‑нет и подыскиваю материалы.
Но Савва Тимофеевич и против «Росмерсхольма»[874]. А между тем дальше 10‑го августа нельзя откладывать решение о пьесе ни на один день. На Горького у меня нет надежды[875].
{378} Вы предлагаете открывать «Чайкой». С Марьей Петровной?[876] А может ли она бывать на репетициях ну, хоть в сентябре?
«Ивановым» можно даже и открывать сезон. Я думаю, что Ольгу Леонардовну надо вызывать в Москву поскорее[877]. И пусть работает. А то сидит на скамеечке в саду и целый день плачет. Натура у нее здоровая, но таким поведением она скорее подорвет ее. Да и она сама скоро начнет рваться к работе.
Отчего Вы боитесь похоронного настроения Метерлинка? Из всего сезона я больше всего рассчитываю на этот спектакль и на «Эскизы»[878].
Ну, словом, все решения — до встречи. С 22 августа Вы займетесь раз в день Метерлинком. Когда наладите, — сделаете для себя перерыв. А уже потом запряжемся вместе. По приезде я несколько дней посвящу проверке и установке всех частей (электротехнической, декорационной и вообще закулисной), чтоб уж потом не сталкиваться с распущенностью. И переговорим о том, чем начинать, что ставить и проч.
До свидания.
Целую ручку Марье Петровне за телеграмму и обнимаю Вас.
В. Немирович-Данченко
178. К. С. Станиславскому[879]
Июль (после 26‑го) 1904 г. Ялта
А у меня, дорогой Константин Сергеевич, что-то в последнее время бодрее настроение и взгляд оптимистичнее[880].
1. Чехова мы потеряли еще с «Вишневым садом». Он не написал бы больше ничего. Что касается Горького, то если он напишет пьесу — она будет у нас, я в это верю[881].
2. Потеряли «Саввушку», как Вы выражаетесь. Может быть, еще удержим[882].
3. Полезную актрису — да. Но и великую «мутилу» всего дела[883].
{379} 4. Временно Ольгу Леонардовну? Нет. Теперь она вся отдастся сцене, и очень скоро. Она уже рвется играть и рвется в Москву. Вернется около половины августа. И ей надо давать работу[884].
Вот что Мария Петровна[885] плохо поправляется — это ужасно. Так хочется, чтоб она заиграла!
Качалов не уйдет[886]. Вишневского — неужели не сумеем направить на путь истины?
Война? Представьте себе, что, следя за нею очень внимательно, я начинаю верить, что к открытию нашего сезона мы будем уже беспрерывными победителями. А это очень возрадует дух общества[887].
Из всех, кого могут забрать из наших актеров, действительная убыль почувствуется только в Грибунине[888]. Остальные не убавят аромата и обаяния театра.
Вы напрасно теряете в себя веру, как в актера, и если плохое здоровье удержит Вас во вторых рядах, то Вы и там будете блестеть, как бы в первых рядах.
Дружная работа будет без всякого сомнения. Насчет «первенства» мы уже с Вами обстреляны вконец. Все, что может быть вредного в этом смысле, уже пережито. Если мы не перекусались до сих пор, то теперь уже нет опасности. Знаете, как супруги. Если прожили пять лет, значит, проживут пятнадцать. Всю честь нашей стойкости отдаю Вам, но уже и воспользуюсь тем, что пережито.
Актеры тоже будут дружны. Последние месяцы меня убедили в том, что нас немного, но зато легко этим немногим быть крепкими. И на сборы Вы смотрите пессимистично.
Метерлинк 15 по 1 300? Тогда не стоило и браться за него.
По-моему, 10 х 1 600, 5 х 1 400, 5 х 1 300 = около 30 тысяч. Чирикова протащу[889]. (Найденов с Ярцевым — за ne se marie pas[890] [891]. «Федор» не запрещен.
Миниатюры должны дать гораздо больше. Вы боитесь, что они не пойдут. Я тоже боюсь, говоря откровенно. Но только боюсь художников[892]. Симов родился Симовым и умрет Симовым. Только это меня и смущает.
{380} Вот, стало быть, что нам надо преодолевать:
1. Число постановок. Очень трудно, но не невозможно.
2. Декорационная часть.
Необходимо в первой половине августа вырешить весь репертуар и в течение августа выработать состав миниатюр. А затем терпеливо работать.
Из предлагаемых Вами пьес я принимаю все. И Бьёрнсона, и «Призраки», и «Отца», и «Месяц в деревне»[893]. Мне все равно, какие из них. Мне хочется только, чтоб у всех были роли. До сих пор я совсем не вижу Савицкой, Вишневского, Москвина и Вас[894].
Я свою пьесу не только не окончил, а даже и не набросал. Зреет вещь хорошая. И не хочется мять ее.
В Ваших миниатюрах слишком много Чехова[895].
И относительно «Чайки»: или «Иванов», или «Чайка». То и другое, да еще с другими пьесами Чехова — однотонно.