Рядом с дверью была классная доска с написанными мелом цифрами. Объем производства на этой неделе превысил норму почти на восемь процентов. Жизнерадостный баннер объявлял о призах, которые получит производственная группа, если они смогут продержаться в таком темпе еще семь дней: пинта вина на каждого мужчину, говядина и свежие фрукты, табак и по два часа каждому с заключенной из женского лагеря.
Томазо Гиардини улыбнулся, глядя на баннер. Он снова улыбнулся, посмотрев вниз на кольцо подшипника в тисках перед ним. Это был металлический круг; внутренняя поверхность плавно двигалась под его рукой, где она опиралась на шарикоподшипники в кольце, образованном внешней U-образной частью.
Очень плавно. Ничто не указывало на то, что внутри были металлические опилки, смешанные со смазочной основой. Ничего, кроме того, что кольцо подшипника начнет заедать и сгорит при интенсивной эксплуатации примерно за одну десятую обычного времени эксплуатации.
Он снова взглянул на баннер. Возможно, женщина была бы хорошенькой, может быть, с длинными мягкими волосами. Однако, в основном, Избранные брили скальпы заключенных.
Он огляделся по сторонам. Бригадир смотрел через чье-то плечо. Томазо сделал два шага и смахнул пригоршню металлической стружки с токарного станка через проход, сбросив ее в карман своего заляпанного жиром комбинезона, и вернулся к своему верстаку перед бригадиром Протеже. Это был одноглазый хромой ветеран с резиновой дубинкой со стальным сердечником на конце, привязанной к его запястью так, что она могла разворачиваться.
* * *
— Папа! Морис Хостен замедлил шаг. — Я имею в виду, сэр. Ах, одну секунду.
Он снял кожаный шлем летчика и повернулся, чтобы дать какие-то указания наземной команде; иссиня-черные завитки его волос отражали солнце, а на сильной линии подбородка виднелась слабая тень густой бороды точно такого же цвета. У его самолета было больше всего пулевых отверстий в верхнем крыле, а часть хвоста выглядела так, будто ее пожевали. На фюзеляже под кабиной пилота был ряд опознавательных знаков — солнечные лучи Избранных, через которые была проведена красная линия. Всего восемь, и очертания самолета.
Светлые волосы Джона Хостена теперь были сильно тронуты сединой, и, наблюдая за пружинистой походкой молодого человека, он внезапно осознал, что тот уже некто иной, как — однозначно, мужчина средних лет. Он по-прежнему застегивал ремень на той же отметке, он мог делать почти все, что умел, — черт возьми, его биологический отец руководил Генеральным Штабом Страны с безжалостной компетентностью, а он был на тридцать лет старше, — но это стоило более высокой цены — каждый год.
Конечно, Морис давно уже не мальчик.
— Война не дает тебе много шансов в молодости, — согласился Радж с ноткой грусти в своем мысленном голосе.
Молодой пилот обернулся. — Рад тебя видеть, папа.
— И я тебя, сынок. Он заключил молодого человека в короткие объятия. — Это от твоей матери.
— Как она?
— Все еще слишком много работает, — ответил Джон. — Мы встречаемся только за завтраком, почти каждый день.
Морис усмехнулся и покачал головой. — Однако творит чудеса. Еда на самом деле съедобна, с тех пор, как столовая перешла к Вспомогательному Персоналу. Они пошли к постройкам из сосновых досок на одной стороне грунтовой полосы.
— Я бы хотел, чтобы все шло так же хорошо, — сказал он, нахмурившись.
— Я слушаю, — сказал Джон.
— Ты всегда так делал, папа, — сказал Морис. Он провел рукой по волосам. — Послушай, война длится меньше полугода, а в этой эскадрилье, кроме меня, осталось всего три пилота, которые были в самом начале. И у одного из них был опыт гражданской войны в Союзе.
— Плохо, я знаю.
— Папа, мы теряем почти две трети новых пилотов в первую неделю, когда они назначаются на активное патрулирование.
— 60 % за первые десять дней, — сказал Центр у него в голове. — Небольшое преувеличение.
— Пилоты Избранных, они хороши. И у них есть опыт. Наши самолеты сейчас примерно так же хороши, но, Господи, у новых пилотов, когда они доберутся сюда, будет только около двадцати часов налета. Это все равно, что посылать щенков против доберманов! И я должен заставить себя выучить их, п-простите, их чертовы имена.
— Ты был почти таким же зеленым, — заметил Джон.
— Папа, это не одно и то же, и ты это знаешь. До войны меня учил дядя Джефф, и мне... повезло.
— Он клинический самородок, — сказал Радж. — То же самое с любым видом боя — на мечах, пистолетах, в штыковом бою. Новички умирают чаще всего, опытные бойцы убивают чаще всего, и некоторые учатся быстрее, чем кто-либо другой. Этот ваш мальчик быстро учится; я знаю этот тип.
— Что ты предлагаешь, сынок?
— Я... Морис заколебался и снова запустил пальцы в волосы. — Что нам действительно нужно, так это больше инструкторов — опытных инструкторов в летных школах.
— Ты хочешь получить эту работу? — спросил Джон.
— Господи, нет! Я... о... Он неуверенно замолчал.
— Ну, вот это одна из причин, — сказал Джон. — Во-вторых, у нас нет времени растягивать тренировку. Избранные долго готовились к этой войне. Нашим людям приходится учиться в бою, и они платят за это кровью; не только вы, пилоты, но и наземные войска. Мы потеряли двести пятьдесят тысяч человек убитыми.
Глаза Мориса расширились, и он издал тихий стон недоверчивого ужаса.
— Да, мы не публикуем общие цифры; и это не считая лояльных Союзу войск; они были практически уничтожены. Еженедельный список погибших и пропавших без вести в газетах — он уже достаточно плох. В Энсбурге они едят крыс и своих собственных погибших. По нашим оценкам, половина населения Сьерры исчезла, а в Империи мы снабжаем партизан, которые продолжают действовать, даже зная, что за каждого убитого солдата будет расстреляно сто заложников, а за каждого Избранного — пятьсот. Но мы остановили их. Они думали, что смогут пройти прямо по нам, как они это сделали с Империей или Сьеррой… но они этого не сделали. Они нигде не продвинулись дальше, чем на сотню миль от старой границы Союза, и наша численность начинает расти. Избранные — мясники, и мы платим по высоким счетам, но мы учимся.
Морис покачал головой. — Папа, — медленно произнес он, — я бы ни за что не согласился на твою работу.
— Немногие из нас делают то, чего бы нам действительно хотелось, — ответил Джон. — Но долг есть долг. Он хлопнул рукой по плечу своего сына. — Но мы делаем все, что в наших силах, и у тебя все чертовски хорошо получается.
* * *
Никто из командной группы не был удивлен прибытием Герты Хостен; если бы это было так, она бы написала рапорт, который гарантировал бы, что их следующим командованием будет стрелковый взвод на линии противостояния. Пикеты и патрули из засад пропустили ее после надлежащей проверки, и она обнаружила, что командир бригады совещается со своими подчиненными рядом с двумя припаркованными автомобилями на территории, которая была Пуэбло Вьехо до того, как войска Страны прибыли в Сьерру прошлой весной. Лейтенант что-то говорила, указывая на тропу, по которой ее команда прошла через сосновый лес, и дальше по горным склонам, над высокогорными пастбищами.
Герта выпрыгнула из своей командирской машины — это было шестиколесное шасси бронированного автомобиля со снятой башней — и обменялась приветствиями и пожала запястья командиру. — Ваше заключение, Эктар, — сказала она. — Как обстоят дела в тихом секторе? Вас не было примерно час в вашем штабе…