Выбрать главу

Но дело в том, что отчуждение универсально. Уже всякое слово отчуждает. Расхожее: изреченная мысль есть ложь. Хотя в пику этому утверждается: но изложенная мысль есть истина!? Но тем не менее, говорящий не знает, знающий не говорит (Конфуций).

Преступление есть отчуждение от себя. Наказание — от других. Властолюбие, корыстолюбие, жажда обладания — все это самоотчуждение человека. Садизм, мазохизм, автоматизм существования, деструктивизм — всё это отчуждение. Сплетни, слухи, подражание, заражение, внушение — отчуждение. В принципе всякое представление (объективно) есть отчуждение. То есть когда человек видит себя в мире, а это неизбывно, то это и есть отчуждение. Даже художники вешаются, чтобы оправдать свой взгляд на мир.

Но если так, то откуда мы можем вообще рефлексировать над данным феноменом? Если отчуждение неизбывно, как можно о нем вообще говорить, подвергать анализу как экологическому эпифеномену внутри социальной системы? Можно ли спасти человека? От него самого? В жадности, суетливости, грехопадении (в чем корень отчуждения — запретный плод познания)?

Мы можем знать нечто об отчуждении, если будем брать его не как сущность, которую нужно попробовать, а как феномен общественного фетишизма. Отчуждение может быть схвачено лишь с точки зрения тайной свободы человека против социоцентризма. Все общественные институты стремятся к самодостаточности. Свободы, права человека провозглашаются, но только формально. Свобода ограничивается, право формализуется. Общество живет за счет кражи свобод человека, за счет обездушивания человека. Вовлекая его в горизонты общественных отношений, а это и есть «туннели, в конце которых не видно света». Не давая встать во весь рост, где был бы больше чем общество, как носитель духа. То есть той чистой сущности, свет которой должен падать на общественные порядки, с тем чтобы их держать под контролем. Спасение в самостоянии человека. Чтобы лучик бытия горел.

Иметь или быть? — задается вопросом Э.Фром. Конечно, быть. Но может даже и «не быть»!? Властвовать или покорятся? Конечно покорятся. Чему? Красоте, которая спасет мир (Достоевский). Вместо общественного фетишизма должно быть установлено поклонение природе. Но даже в слове «природа» присутствует момент отчуждения, понимай: мы в роде, она при нас. Нужно поступиться в потребностях, ограничить активизм, подняться над антропоцентризмом.

Библейское: кто сохранил душу, тот её потерял, кто отдал душу, тот ее приобрел. Из чечевичного зерна вырастает дерево, зерно умирает, а дерево вырастает. Все это так ясно, но почему не реализуется. Да, наверное, потому что культура подавлена цивилизацией или постоянно в течение всей истории судорожно, в страхе перед закатом мимикрирует под культуру, пожирает ее тело. В цивилизации действует общественный фетишизм, в культуре просыпается человек внутренний. Нужно подняться над горизонтными отношениями цивилизации, где человек боковое существо, озабоченное сиюминутными интересами. Но только не для того, чтобы улететь в мир иной, а чтобы с добром в душе, с богом в голове, с красотой мира опустится в мир сей и нащупать родную земную почву под ногами.

Человек был по эпохам звездой, затем крестом, теперь он висельник. Он повис на духовных ценностях, от которых пользы нет, и не достает до земли. Он выбил из под себя стул. Нужно не отсюда туда подниматься, а оттуда сюда опускаться. Разумного выхода из отчуждения — и в этом сила общественного фетишизма в фатализации экологической катастрофы — нет. Возможно только состояние, душевно-духовное самостояние человека. Перегородки между людьми не достают до небес, веровал В.Соловьев. Дело не в том, чтобы создать на земле рай, а в том чтобы жизнь на ней не превратилась в ад (он же).

Но все еще «ад — это другие» (Сартр). Разорванность знания и бытия напрямую следует из разорванности человеческих отношений. Ведь довлеет не мир, а война; единство подчинено тождеству; системы несут все еще элемент безумия. И стало быть, знать приходится не мир, а себя, чтобы быть хотя бы иллюзорно.

Новый Адам должен быть решением неразрешимой проблемы, коей является экологическая ситуация. С точки зрения современной именно в ней скапливаются все вечные и проклятые вопросы. Это не вопрос среди других вопросов, но вопрос всех вопросов. Экологическая проблема не вытекает, а порождает все другие проблемы современности. Называть ее среди других в числе глобальных — ошибка. Потому что все остальные решимы, а она нет. Потому что жизнью нужно поступиться человеку, а это не есть уже решение, а отрешенность от себя в долженствовании. Экологическая проблема неразрешима не потому, что она глобальна, а внутренняя как вопрос жизни и смерти не человечества, а каждого отдельного человека. Для человечества она вполне «решима», но тогда она и не проблема. Здесь-то и собака зарыта. Новый Адам должен появиться не как представитель Гомосапиенс, который все знает, но следовательно и ничего не знает, а который творя ведает, ведая творит. И здесь уже не дихотомия знания и бытия, а единство, гармония ведания и творения. Знать — значит быть настороже, быть вооруженным, быть для себя. Beдать — значит отдаваться миру, покоряться ему, постигать его в себе. Но то же самое в творении — оно есть бытие из небытия.