Социология бурно развивается, и, несомненно, она приносит огромную пользу во всех направлениях, которыми озабочена. Философия как была со времен Аристотеля «наукой бесполезной», таковой и остается. Но поскольку социология проникает во все поры всех социогуманитарных наук, то может быть ей стоит задуматься о неких «бесполезных вещах» в этом мире, которые на самом деле означают непотребимое, нераспоряжимое, нераспространимое, но это то, чему, безусловно, нужно подчиниться? Как, например, «Красота, которая спасет мир», по Ф.М.Достоевскому. Это то, что не относится к тебе или ко мне, а едино между нами как миром. В этом глубинном смысле социализация с точки зрения человека и есть обретение мира в самом человеке, а не утверждение человека в мире. Вообще видимо представление человеком в мире и есть внешняя сторона социализации. Это и продолжает иметь преимущественно место. А отсюда стычки, соперничество, вплоть до войн и терактов. И мира все еще нет или это не человеческий мир, а все еще мир социального, в котором раздор, разброд, разврат.
Не человека надо натаскивать, определяя возможности социализации, а с представлениями человека бороться. Во всяком случае искать им подобающие формы, ограничивающие нормы, регулирующие механизмы.
Именно в бесполезном мы доподлинно ограничиваем себя в мире и взваливаем на себя ответственность за все и вся. Человек должен испытать нужду мира в себе. Этого нет потому, что мы предъявляем претензии ко всему окружающему нас. Социализация в этом смысле не есть движение от абстрактного существования к конкретной сущности человека или наоборот — от сущности к существованию (как в марксизме), а сплетенный воедино противоречивый процесс, где опять-таки социальная реальность предстает промежуточной, медиумной, зыбкой сферой.
Как ни странно, но такого рода социализация относительно бесполезных вещей ведь имеет место в молитвах верующих, деяниях подвижников, подвигах святых или в художественном творчестве, да и просто в служении родине или в любви к природе и т.д. Но только, конечно, это тончайшая материя, которую нельзя редуцировать просто к социализации. Но она в них присутствует. Л.Н.Толстой говорил: «Настоящий человек живет своими мыслями и чувствами других, ненастоящий — своими чувствами и мыслями других». То есть социализация должна предполагать не только освоение, установление, развитие чего-то в обществе, а иметь по существу как преимущественную точку зрения Другого и укрощение эгоцентрического Я, в котором и заложено недочеловеческое в человеке и из которого он выпирает в претензиях на самоутверждение.
Но если не замыкать человека в социальной сфере, то она предстает и как среда, не в которой, а из которой формируется так называемый «человеческий капитал». Какие виды на него можно было бы осмыслить?
Человеческое выше общественного, но оно может быть и ниже. Креативность — это переступание, превышение и преступление. Второе даже встречается чаще. Откуда это все берется? В творчестве человек исходит из собственных недостатков, в преступлении — из недостатков системы. Но в первом случае подъем в духовности из омассовленной безличности, равнодушия к нему системы, из осознания абсурдности жизни в сем мире. Во втором — падение, выпадение из общественных недостатков и иллюзорное самоутверждение. Можно сказать, что преступники восполняют эти недостатки. Они, как это ни парадоксально, заплатки на прорехах установленных и даже еще не установленных законов.
Вообще законы совершенствуются не в прокурорских потугах, а из криминальной беспрецедентности. Так что мы в этом отношении всегда опаздываем. Упреждающих законов не бывает. И не только в уголовном праве, но и по всему возможному своду законов. Поэтому даже построение гражданского общества, правового, или лучше социального, государства всегда проблематично.
И дело не в том, что без жертв не обойтись. У общественного человека только две возможности: или духовный подъем или падение к вещам и иллюзия власти.
Откуда взялись и куда удрали Аблязов, Алиев и другие? Это «человеческий капитал» или «капиталистический человек»? Значит, человеческому капиталу предшествует капиталистический человек? Причем он действует в пределах системы. Падая вниз, обретает богатство, там, где другие этого не видят. Но этого им не достаточно, это трамплин для подъема во властных отношениях. Они не дураки, у них своя рефлексированность. Конечно, ограниченная, точнее, определенная системой или жизнью в системе, связями, поддержками, покровительствами и т.д. То, что для других ничто или повседневность бытия, для них есть все. Вот здесь упертая система во всей ее одиозности, с верхами и низами. Но здесь же бескрылый человек. На вопрос: «тварь ли Я дрожащая или право имею?» — ответ у них положительный.