Есть ментализм и антиментализм, бихевиоризм, биологизм, социологизм, прагматизм, одним словом, все, что делает установку на внешние условия. В этом контексте менталитет — это совокупность духовных, душевных факторов, влияющих и даже обуславливающих внешние условия. Менталитет — это то, что, будучи скрыто, проявляет себя вовне человека; душевно-духовный опыт во внешней, предметно-практической деятельности. Причем как практически неисчерпаемый внутренний опыт. То, что не может быть подчинено человеком, но что подчиняет себе человека и реализуется в его деятельности; дух как воля человека, пассивность как активность, сознание бытия как бытие сознания.
Таким образом, менталитет — совокупность душевно-духовных феноменов во всем континууме от внутреннего до внешнего. Но главное здесь — порождение внешнего внутренним. Вопрос только в том, насколько простирается этот континуум и сколь возможно внешнее из внутреннего? То есть менталитет предполагает некоторую определенность в (социальном) пространстве и времени, в которых он работает; есть идеи, замахивающиеся на мировое значение и непреходящие в веках ценности.
Менталитет не создается, но только проявляется. Идеи владеют не столько теми, кто их породил, а сколько их приверженцами, которые становятся их фанатиками. В этом смысле нельзя говорить о менталитете Сократа или Христа, Галилея или Бруно, Маркса или Ленина. В ментальности речь должна идти не о соответствии теории и практики, а о подчинении практики теории. И в той мере, в какой делается крен в сторону практики, теория сакрализуется и превращается в менталитет. И наоборот, чем больше крен в сторону практики, тем догматичнее теория; чем больше "связи с жизнью", тем смутнее менталитет. В то же время осуществление идеи предполагает избранность кого-то на осуществление некоего порядка в сем мире. Какого? Неважно. Важно то, что идеи, попадая в головы людей, претендуют на непременное осуществление в статусе вечных ценностей. А те, кто их придумывает, отказывается от них. Не отказывались от своих идей лишь те, кто не успел этого сделать по духовной молодости или старческому романтизму. Но плод должен созреть и упасть, чтобы вырасти другим плодам. В принципе большинство мыслителей имеют поздний период, где они себя преодолевают. Тем они и интересны. Из их учений фанатических движений не было. А те, кто этого не успел сделать, ввергали человечество в драмы. А за этими драмами ученики учителей, т.е. тот самый менталитет, где какой-нибудь католик хочет быть святей папы римского, какой-нибудь Джугашвили гениальнее Маркса, какой-нибудь Ельцин радикальнее Горбачева.
При этом догматизация теории в угоду практике происходит не как очищение или упрощение, а как экстраполяция данной теории на все общественное сознание. Это, во-первых. Во-вторых, осуществляется реконструкция с ее позиций всего прошлого. В-третьих, теория набрасывается на будущее, чтобы ее приверженцам в петле соблазна вытянуть всех других из настоящего. Все и вся, таким образом, оказывается под колпаком идеи, ставшей менталитетом "избранных" на ее осуществление лиц.
Выбирают, якобы, избранных, за которыми определенные идеи. Не свои, а те, которых они придерживаются. Мыслителя в парламент или куда-то еще не выбирают. Синкретизм отсюда уже начинается. Вечные идеи не требуют своего осуществления, их можно только придерживаться. Осуществления (непременного) требуют именно идеи среднего уровня. И они же экспансивны. До того как распространиться на прошлое и будущее, они через своих сторонников стремятся вертикально рассечь настоящее в бытии и духе, в экономике и идеологии. Пока "времен связующая нить" проходит через властные отношения, к ним все в общественной жизни и редуцируется. Так что синкретичность (политического) менталитета характеризуется не только смешением взглядов, представлений, идей, а и уравниванием экономического и нравственного, реального и идеального, объективного и субъективного. Политический менталитет — это амальгама, в которой растворена вся общественная жизнь. Здесь смешное и великое, низкое и высокое, грязное и чистое уживаются. И наоборот, менталитет не может определять внешнее из внутреннего, предварительно или одновременно не синкретизируя все психологические, идеологические феномены. В этом преуспевали "бесы" революции, но в этом преуспевают и теперешние "бесы" рынка.
Менталитет может осуществляться и сам по себе в традициях, обычаях народа. Он может быть в "жизненных корнях" и "небесных перспективах". Но беда в том, что к "почве" и "крови", посюстороннему и потустороннему апеллируют и их используют в срезе "миропотрясающей" идеи благодетели-политики. Так что в менталитете нельзя пребывать, им нужно овладевать; за очередной модой видеть поветрие времени. Не плакать и не смеяться, а только понимать (Спиноза).