Выбрать главу

Солнце безразлично заглядывало в окно, поглаживало плоский светящийся монитор, вглядывалась в седого человека, впившегося глазами в комбинации букв, и выползало обратно, в розовый остывающий воздух. Солнце всегда знает все и ничего не таит от нас.

9

– Почему же? – неожиданно сама для себя и для Климова ответила девушка. Вероника улыбнулась так, что тонкая алая кожа разгладилась, истончилась от этой улыбки. Алексей мог ответить ей тем взглядом, что выработан у всех мужчин для таких случаев, но в этот момент к столику уверенно приближалась Марина. Алексей поднялся навстречу своей возлюбленной, обнял, поцеловал в мочку уха, помог ей сесть, привычно стал отвешивать комплимент за комплиментом, выбирая из всего арсенала те, которыми Марина будет особенно довольна. Для первых минут свидания это необходимо.

– Какая у тебя сегодня спина! К такому изгибу каждый бы мечтал прикоснуться!

Марина расцветала, придвигалась к нему, целовала всем ртом, оставляя на его губах следы помады.

– Что там у тебя в редакции?

– А что у меня в редакции?

– Ты же сам мне по телефону сказал, что тебя срочно вызвали на работу. Давай колись… А то я рассержусь и заподозрю тебя в чем-нибудь. – Марина легонько постучала пальцами по столу – жест, выражавший крайнее нетерпение.

– У тебя такая фамилия красивая и знаменитая – Нежданова. А ты все недовольна чем-то, на словах меня ловишь. Нет, чтобы попробовать меня усладить, показать заботу… Твоя однофамилица так чудесно пела, а ты…

Марина изумилась и широко раскрыла глаза, что сразу придало ей вид пошлый и глупый. «Он чего мне, спеть предлагает? Ну и ну!» Десятки слов протеста созревало в ее голове, оставалось выбрать самые ядовитые и обидные, чтобы поразить ими неучтивого кавалера наповал.

– Что будете заказывать? Может быть, попробуете наши фирменные напитки? – Вероника снова появилась около них. Оно четко выполняла правила. Новый человек за столом, новый поход официантки. Никто не должен уйти без заказа.

Марина внезапно просветлела, оживилась и уткнулась в меню, попросив официантку подойти через несколько минут. Месть была отложена на потом. К выбору блюд Марина относилась с невероятным вниманием, считала себя гурманкой и не давала спуска никому, кто пытался оспорить ее понимание этого вопроса. «К чему портить себе аппетит? Этот законченный эгоист все равно ничего не поймет. Я расправлюсь с ним по-другому. Сейчас я закажу всего побольше, специально. Ведь он терпеть не может смотреть, как я ем! Так вот пусть сегодня посмотрит! Ох, как мне хочется позлить его! Спеть я, видите ли, должна».

Пока подруга изучала ассортимент, Алексей, поняв, что ему дана передышка, как бы между делом сообщил:

– Ты должна быть горда. Твой любовник будет работать у самого Брынзова. – Слово «любовник» он выделил особо, как будто не про себя говорил.

Марина всплеснула руками, засветилась и даже оторвалась от меню, чего почти никогда не делала, что бы вокруг не происходило. Новость Климова звучала сногсшибательно! Она готова была простить все обиды, нанесенные ей только что, а может быть, и те, что случились давно, но остро помнились. «Вот значит, что произошло! Брынзов стал новым хозяином „Света“! Наконец-то ее Климов станет известным всей стране! Ведь газеты Брынзова выходят невиданными тиражами, а те, кто на него работает, могут стать знаменитостями в считанные месяцы!»

Марина слыла девушкой продвинутой. Не избежала ее и участь современных женщин относиться к жизни с известной долей цинизма. В ее темноволосой головке уже проносились новые цифры их общего бюджета, единственного ее достижения последних лет, по той тропинке, по которой она собиралась пробиться на поляну семейной жизни.

– Это же здорово! Наверняка зарплату прибавят. Тебя и так ценят, а после того, что сегодня произошло, будут на руках носить.

Это прозвучало, как взъерошенное соло виолончели. Когда смычок в одной фразе то едва касается струны, то вжимается в нее со всей силой. Голос Марины, кстати говоря, отличался особым грудным тоном, очень привлекательным в определенные моменты. Но сейчас он прозвучал для Климова как что-то чужеродное, он уже готов был перекрыть ее партию недовольным гулом всего оркестра, если бы не вмешался светлый флейтовый тембр Вероники, все еще стоявшей около столика, несмотря на то что Марина уже отпустила ее, велев подойти попозже. Старшая смены, пристально наблюдавшая за всем происходящим в кафе, предположила, что посетители долго делают заказ.

– Закажете сразу или потом? – легкий флейтовый пассаж вырвался из уст юной официантки.

– Нам бутылку красного вина, если можно, сухого! – виолончельная партия укреплялась.

– Итальянское, французское, чилийское? – флейта иссякала, пряталась, непонятая.

– Конечно, французского, – короткая низкая фраза, венчающая музыкальный исход.

– Ты с ума сошла! Мне еще сегодня за руль.

– Я буду пить одна. За тебя, между прочим, – обиженно протянула виолончель, которой с этой минуты отводилась роль второго голоса, призванного всего лишь предвосхищать основную тему.

– Два бокала или один принести? – флейта не собиралась сдаваться, через несколько тактов главная партия перейдет к ней.

– Один. И мне еще кофе! Покрепче, если можно. – Алексей давал этой фразой понять, что заказ сделан и музыкальный отрывок отрепетирован. Занавес должен опуститься, а актерам пора заняться своими делами.

10

Они неслись по вечернему Парижу, стрелка спидометра зашкаливала за отметку «100», несмотря на то что в городе не так давно ввели ограничение скорости движения любого транспорта до 50 километров час. Но не в характере Геваро было зацикливаться на такой ерунде, и он посмеивался про себя, когда Антуан вжимался в кресло, замечая полицейские машины. Уж кто-кто, а полицейские Парижа сразу узнавали старенький «пежо» Геваро! Кое-что этот старый служака еще значил для этого города!

Летом Париж на время лишался многих коренных жителей, убегающих подальше от духоты в загородные дома, в близкие пригороды, где сельские пейзажи хоть и обретали урбанистические черты, но все еще хранили декоративно-дачную прелесть. Были и те, кто летом обязательно посещал родственников в далекой провинции, чтобы окунуться в давно забытый мир медлительных чаепитий и досужих разговоров, в мир тетушек и дядюшек, кузенов и кузин. Более состоятельные обитатели столицы Пятой республики направлялись в сторону взморья, как правило, в окружении щебечущих хлопотливых семейств.

Одним словом, лето, по общему мнению, не самое лучшее время для Парижа. Развернувшись на площади Денфер-Рошфор, возле знаменитого скульптурного льва, Геваро притормозил. Вот он, искомый дом по улице Булар, очень узкой и типичной улице Южного Парижа. Здесь все устроено для удобства средней руки буржуа. Нет ни ночных заведений, ни клубов с подозрительной репутацией, и только возле станции метро горят по ночам огни круглосуточных ресторанчиков, где может убить часок-другой страдающий бессонницей горожанин.

– В неплохом месте поселился наш покойник, – бросил Геваро, захлопывая дверцу машины. – Тихо. Все рядом. Знал, видно, толк в парижской жизни и еще кое в чем. Если хочешь, чтобы тебя не нашли, поселись на самом виду… Самое лучшее он выбрал жилье, для того чтобы никто о нем не вспоминал и никто не трогал! Да вот тронули… Не рассчитал что-то месье Жорж!

Антуан Сантини не совсем понял, надо ли что-то отвечать на эти слова Геваро. Куда больше его волновало другое: как же они войдут, ведь в Париже все подъезды оснащены специальными кодовыми замками? Но Геваро быстро развеял сомнения. Он сделал перед дверью какое-то неуловимое движение, и она открылась. Поймав недоуменный взгляд Сантини, Геваро подмигнул ему: