В институте Игорь нашёл двух настоящих друзей - Юру и Сергея - с которыми потом долгое время общался и после дипломирования. С Сергегой отношения потом из-за случайного глупого недоразумения испортились. Однако, по-молодости появлялись новые друзья, завязывались новые тесные отношения, чего в более зрелом возрасте уже не происходит: отношение к новым людям становится более осторожное, осмотрительное. Той искренности, которая раньшебыла так естественна, уже не возникает.
В институте, на втором курсе, Игорь впервые по-настоящему влюбился. Она была стройной блондинкой, учившейся в параллельной группе и жившей не как он - в общаге, а дома с родителями. Эти отношения были первыми серьёзными отношениями в его жизни. Сначала было просто общение в институте: вместе ходили в библиотеку писать контрольные и готовиться к семинарам. Потом начались походы в кафе, кино, посиделки в общаге у общих знакомых. А потом всё у них переросло и в действительно серьёзную "любовь". Игорь по молодости лет вполне искренне думал, что Лариса - так звали девушку - будет его женой, и юношеское воображение рисовало ему идиллические картины их семейного благополучия.
Однако, первая любовь редко бывает счастливой, хоть и запоминается потом на всю жизнь. Потребность в новых впечатлениях со временем разводила их орбиты всё дальше и дальше, отношения стали охладевать и в конце третьего курса Игорь и Лариса расстались.
Олег же в те годы был подвижным, энергичным, пользовался популярностью у девушек. При этом, как ни странно, он достаточно успешно сдавал сессии, "хвосты" для него, не в пример Кострову, были редкостью. Черкасский успевал всё, жил настоящей студенческой бесшабашной жизнью. Игорь хорошо относился к нему: с ним было интересно и вместе проводить время и, когда становилось нужно, мог реально помочь по учёбе: дать переписать контрольную или даже "подвести" к нужному преподавателю, в числе которых у него также были свои "связи".
Много было всего в те годы. Жаль только, что нельзя оставаться вечным студентом...
Уже вечерело, когда Игорь собрался позвонить. Он подошёл к окну и набрал номер Черкасского. Был тихий весенний вечер. Днём солнце нагревало воздух, землю, дома, деревья, было почти по-летнему тепло, но к вечеру становилось прохладно. Солнце уже зашло, но от последних лучей заката воздух был розовым, мягким. На улице было ещё много машин и людей, но день заканчивался.
Игорь, пока слушал гудки в телефонной трубке, рассеяно смотрел, как в магазине, находившемся на первом этаже дома напротив, уже закрывались: мужчина-продавец стоял возле двери, выпускал последних покупателей, новых же уже не впускал внутрь.
Телефонную трубку, тем временем, Черкасский почему-то не поднял. Костров набрал номер снова и опять пошли гудки. На этот раз трубку подняли, но голоса Олега он не услышал. "Алло, Олег! Ты меня слышишь?" - проговорил Игорь, но ответа вновь не последовало. Он ждал. "Алло!". В трубке слышался какой-то неясный шум, потом вновь стало тихо, а после этого Игорь услышал, как, будто бы откуда-то издалека, но вместе с тем чётко, женский ( как ему показалось ) голос произнёс: "Цепи". После этого вновь наступила тишина.
Не понимая, что происходит, и что означает услышанное им только что из телефонной трубки, он нажал клавишу отбоя и вновь набрал номер. На этот раз трубку опять не подняли. Игорь был немного удивлён, но решил прерваться и повторить попытку позже. Однако, часа через полтора, когда он вновь набрал номер Олега, его телефон вообще оказался выключен. Костров решил перезвонить завтра, однако назавтра рабочий день с самого утра взял его в такой оборот, что ему стало не до решения личных вопросов. Где-то в середине дня он ещё мельком вспомнил о Черкасском, но потом образ институтского товарища напрочь выпал из памяти. Больше он ему так и не позвонил.
Прошло три месяца. Игорь был более чем загружен работой. Прокурорские проверки, подготовка предписаний, участие в судебных заседаниях... Дел хватало. В августе он планировал уходить в отпуск, а пока бесконечная череда дел накрывала его с головой.
Так было и в тот день. С утра Игорь, не заезжая на работу, сразу же поехал в суд, где участвовал в рассмотрении уголовного дела. К началу обеденного перерыва он вернулся в прокуратуру, зашёл к прокурору отчитаться о судебном заседании. Когда он уже выходил от шефа, тот попросил его посмотреть пришедшие из милиции материалы на прекращение уголовных дел, а также на приостановку тех дел, по которым все возможные следственные и розыскные действия были проведены, однако виновных установить так и не удалось.
Вместе с папкой с материалами Игорь вернулся в свой кабинет. В распахнутое настежь окно врывалась июльская жара. Ветер еле заметно шевелил листья на росшей прямо перед окном кабинета акации. Костров закипятил воду, сделал себе кофе - жара - не жара, а без кофе он к работе не приступал, и начал не спеша переворачивать листы милицейских материалов.
Первым было постановление о прекращении дела по факту кражи вещей из частного дома. Потерпевшие - муж и жена - указывали, что вечером, вернувшись с работы, обнаружили одно из окон дома распахнутым, с разбитыми стёклами. Войдя в дом, они увидели, что там отсутствует телевизор, видеомагнитофон, дорогой фотоаппарат, некоторые другие ценные вещи, а также значительная сумма денег. Однако, как выяснилось довольно скоро - после разговора с семнадцатилетним сыном потерпевших, исчезновение имущества - именно его рук дело, совершённое им с целью расплатиться с долгами. Разбив для вида окно и, вынеся вещи обычным порядком через дверь, "добропорядочный" сынок с долгами успешно расплатился. Игорь улыбнулся, представив как опера ( со смехом или без ) высказывали злоумышленнику всё, что они думают о его поведении, однако дело пришлось прекратить: судебная практика исходила из того, что кража детьми у своих родителей преступлением не является.
Затем Костров пролистал несколько материалов, тоже по кражам, где украденные вещи нигде пока не всплыли, а свидетельские показания были малосущественными: кто похититель установить было невозможно. Со временем, может и "повесят" эти эпизоды на какого-нибудь бедолагу, но пока действительно поделать ничего было нельзя.
Однако, взявшись за очередной приостановленный материал, Игорь почувствовал, что сердце у него сжалось в маленький комок, а по всему телу, несмотря на июльскую духоту, распространился ледяной холод и пробежала предательская дрожь: из постановления о возбуждении дела следовало, что 28 апреля с.г. около нуля часов тридцати минут в квартире ╧ 27 дома 5 по ул.Академика Михайлова был обнаружен труп гражданина Черкасского Олега Владимировича с признаками насильственной смерти - несколькими рубящими ударами топором в область головы. Как следовало из протокола опроса соседки соседней квартиры - старушки за 70 лет, имевшей общий тамбур с квартирой Черкасского, весь вечер у последнего громко играла музыка. Пока было ещё не очень поздно, это было ещё терпимо, но когда звуки музыки продолжили греметь и дальше, соседка бывшая с убитым в хороших отношениях, пошла выяснять, в чём, собственно, дело. Подойдя к квартире, она позвонила в дверь, однако никакого ответа не дождалась. Позвонив ещё и ещё раз с тем же результатом и заподозрив неладное, соседка набрала номер бывшей жены Черкасского - Черкасской Наталье Николаевне, которую также хорошо знала. Последняя, будучи не в восторге от услышанной новости, всё же согласилась приехать, благо ключ от квартиры бывшего мужа у неё, как оказалось, ещё оставался. Она приехала на своей машине через сорок минут, открыла дверь, вошла внутрь, а через десять секунд со страшным воплем выскочила обратно в тамбур. Соседка в раскрытую дверь увидела в коридоре ( где, как и во всей квартире горел свет ) тело Черкасского, лежащего на пороге комнаты ногами в сторону коридора. Из комнаты в коридор натекла лужа крови, в которую лишь чудом не вступила бывшая жена. Будучи обе в шоковом состоянии, женщины вызвали милицию. Черкасская, отпаивая старушку корвалолом, рассказывала ей, что голова бывшего супруга была буквально превращена в месиво лежавшим рядом с телом топором. Вобщем, приехавшей вместе с милицией карете скорой помощи пришлось, кроме констатации смерти, оказывать и медицинскую помощь впечатлительной старушке.