Выбрать главу

Гриша достал из-за пшеничного снопа скрученный в трубку большой лист плотной бумаги, развернул его на столе, прижал большими кукурузными початками (тоже урожая этого года), потом положил на эту бумагу привезенные Крикливцем листки из школьной тетради, немного полюбовался своей работой, причмокнул:

— Класс!

— Что это такое? — ничего не понял Крикливец.

— Это? Домашняя стенная газета.

— Что, что? Мало мне мороки, ты еще выдумываешь какие-то домашние стенгазеты. Хочешь, чтобы я создавал еще одну комиссию по этой твоей выдумке?

— Выдумка не моя.

— А чья же?

— Посмотрите повнимательнее на все эти писания!

Крикливец подошел, наклонился, протер себе глаза, снова наклонился.

— Почерк вроде бы одинаковый, — пожал плечами.

— Одинаковый, потому что писал один и тот же человек.

— Кто же он?

— Учитель физкультуры Пшонь. Недавно присланный. Как приехал, так и начал обписывать нас со всех сторон.

— Почему же молчали?

— Потому что никто не знал. Я сейчас впервые вижу его писанину. А то ведь никто не хотел показывать. А стенную газету он выпускает у Ивана Ивановича Несвежего, у которого квартирует. Называется «За передовой домашний быт». Передовая статья: «Все силы на благоустройство новой хаты». Это хата, где живет Пшонь, потому что сами Несвежие живут в старой хате. Вот критический материал: «Почему хлеб недопеченный?» Тут вот меню на неделю. Тут критика Рекорди (это сын Несвежего), который долго спит.

— А где он, этот ваш Пшонь?

— Он такой же наш, как и ваш. В школе, спит в спортзале.

— А ну-ка веди меня к этому пасквилянту! — решительно велел Крикливец.

— Я и сам теперь хотел бы с ним переброситься словом-другим, — сверкнул глазами Гриша.

Мотоциклом не поехали, чтобы преждевременно не спугнуть Пшоня, пошли в школу пешком. Занятий в классах еще не было, потому что школьники помогали убирать кукурузу, в спортзале, улегшись на поролоновых матрацах, сладко спал Пшонь под громкую музыку телевизора, на экране которого слегка одетые девушки (только на ногах толстые полосатые носки) крутили модную аэробику.

Гриша выключил телевизор, и Пшонь сразу проснулся. Сел, недовольно повел заспанными глазами, пошевелил острыми усами.

— В чем дело?

— Ваша фамилия Пшонь? — сурово спросил Крикливец.

— Не Пшонь, а Шпонька! — крикнул тот, но на Крикливца не действовали никакие восклицания.

— Это ваша работа? — показал он листки про динозавров в Веселоярске.

— А если моя, так в чем дело? — подскочил Пшонь.

— Почему же вы подписываете «Шпугутькало»?

— Потому что я Шпонька, а Пугутькало — моя девичья фамилия.

— Ну, чудеса! — хмыкнул Гриша. — Так вы были еще и девицей?

— Не ваше дело, кем я был и кем буду! И нечего тут скалить зубы. Я привык не смотреть на чужие зубы, а показывать свои.

— Не видно, — спокойно заметил Гриша.

— Вы еще молоды и не видели, так я уж постараюсь показать!

Крикливец почти с любопытством рассматривал Пшоня.

— Послушайте, — хмуря брови, сказал он, — вы понимаете, что ваша деятельность противозаконна? Я официально предупреждаю вас…

— Го-го! — нацеливаясь на него усами, посмеялся Пшонь. — От предупреждений еще ни у кого живот не болел. А я тут наведу порядок! Пришли — вот и хорошо. Я сам уже хотел идти либо к одному председателю, либо к другому. Мне нужны доски.

— Собираетесь умирать? — поинтересовался Гриша.

— Что значит — умирать?

— Тогда зачем же доски? Я думал, на гроб.

— Меня никому похоронить не удастся! Я очень живучий!

Окуней бы на тебя ловить, подумал Гриша, но одернул себя за такие несусветные мысли, потому что его общественное положение не давало права сравнивать человека с наживкой, даже такого, как Пшонь. А какую кару можно было бы для него придумать? Если блоху увеличить в тысячу раз, она станет такой, как сковородка. Вот бы такое миллионокусачее чудовище напустить на этого кляузника! Это был бы уже не детский талатай.

Гриша с надеждой посмотрел на Крикливца: может, хоть тот как-то напугает этого нахала? Но Крикливец, видно, тоже впервые в жизни встретился с таким экземпляром людской породы и немного даже растерялся. А Пшонь тем временем еще сильнее распоясывался.

— Доски мне нужны для шкафа! — заявил он. — Чтобы прочным был шкаф и на ключик запирался! У меня секретные материалы. Досье на все ваше образцовое село. На всех имею! Я все про всех знаю! Я знаю больше, чем вы все думаете! Я знаю такое, чего никто не знает!