Беседа протекала неторопливо, но была довольно въедливой.
— Молодой! — сказал один. — А какой толк от молодого?
— Молодое — дурное.
— Вот Свиридон Карпович — это голова!
— Всем головам голова!
— Поменяли шило на швайку.
— Надо им, видите ли, образованного!
— Все ходят в галстуках и с портфелями, а коровы не доятся!
— Эй, хлопцы, вон Петро Беззаботный едет! Давай его к новому председателю!
И тут Гриша стал свидетелем того, как мысль может овладеть даже такой инертной массой, как эта оппозиция, и творить чудеса. Все босые дядьки мигом вскочили, побежали навстречу возу, на котором, по обыкновению, спал Петро Беззаботный, окружили его, замахали руками, заговорили все разом, растолкали Петра, нажужжали ему в уши, стащили с воза и, подталкивая в спину, направили к дверям. Только теперь Гриша понял, что, наверное, все сегодняшние посетители явились к нему не случайно, а были подобраны и организованы босой оппозицией.
Он отошел от окна и принялся ждать, пока Петро Беззаботный взберется на второй этаж. Вот он пришел, остановился в двери, сонно взглянул на нового председателя, на стол и стулья, на монументальный сейф в углу, на снопы пшеницы, кукурузы, камыша и разных культурных злаков и дикорастущих растений, которые можно использовать в народном хозяйстве — наследство от старого председателя, вздохнул и уже хотел повернуться и потихоньку выйти, но Гриша его задержал.
— У вас какое-нибудь дело ко мне?
— Да оно, считай, и никакое, если бы не сапоги и не хомут, — сказал Петро.
Гриша проводил его к столу, усадил на стул, сам сел напротив, подбодрил взглядом.
— Я бы и к Зиньке Федоровне мог, так она за Днепром, а колхоз ее на этой стороне, она туда, считай, не достает, а у тебя власть, а власть, считай, достанет всюду.
— Так что же там за Днепром? — уже и сам заинтересовался Гриша.
— Позаносило туда все, — сонно зевнул Петро. — Я, считай, в степи был, за зеленой массой поехал. Набрал, еду обратно и, считай, вздремнул малость, а тут вдруг — вихрь. Ноги мои воткнулись в этот вихрь, так он, считай, сорвал мои сапоги и попер! Вскочил я, смотрю: летят мои сапоги сначала, считай, вверх, а потом прямо через Днепр, на ту сторону. А сам думаю: либо я, считай, сплю, либо сапоги мои сдурели. Когда смотрю, за сапогами — хомут. Конь подручный, считай, как раз голову воткнул в этот вихрь — оно и сорвало хомут.
— Хомут же надо перевернуть, — заметил Гриша.
— А вихрь, считай, такой, что и черта вверх тормашками перевернет, не то что хомут! Так вот я, считай, и хотел…
— Хорошо, дядько Петро, — успокоил его Гриша, — мы займемся вашим делом. Идите работайте…
Посмотреть, как встретит Беззаботного коварная оппозиция, Гриша не смог, потому что в кабинет вошла… Дашунька.
— Ты? — удивился Гриша.
— Я. А что, нельзя?
— Да почему же? Только я думал, ты на фермах…
— А я на пастбище еду, по дороге и забежала. Посмотреть, как ты тут… Ты что — курил? Полно дыма.
— Закуришь тут…
— А это что в пепельнице? Пепел? Что-то сжег?
— Доведут так, что и сам сгоришь.
— Вишь, как я вовремя! Не следовало соглашаться! А уж если избрали, то используй хотя бы свободное время…
— Какое время, где ты тут его нашла?
— Найдешь! Сумеешь найти. Это же не комбайн, который должен косить днем и ночью. Вот пока имеешь время, поступай на заочный, заканчивай институт и беги отсюда, пока цел! Слышишь? Ну, я побежала, меня машина ждет! Да открой окна — дышать нечем!
Дашуньку сменил директор школы, тот самый, который на похоронах старого Щуся выскреб из каких-то давних историй сообщение о том, что у казаков когда-то был полковник по фамилии Самусь. С тех пор веселоярцы смотрят на директора как на человека неуместного, а сегодняшнее его посещение было и вовсе ни к чему. Он не успел и поздороваться как следует с новым председателем сельсовета и сразу же бросился в наступление:
— Товарищ Левенец, кого вы мне привезли?
— А кого я вам привез?
— Ну, этого Пшоня. Где вы его взяли?
— Разве я его где-нибудь брал? Он сам взялся.
— На мою голову! Это ведь не человек, а какое-то стихийное бедствие!
— Может, не только на вашу, но и на мою голову? А откуда взялся — это дело райнаробраза. Он подбирает кадры.
— Кадры! — застонал директор. — Пшонь целое утро мучает меня какой-то справкой на свинью! Ну, скажите мне: какое отношение может иметь директор школы к чьей-нибудь там свинье?