Когда Евфимия ушла к леди Терревест, мама сказала, что собирается что-то сообщить мне. Я уселся рядом на диване, она отложила рукоделие, а потом дрожащим голосом произнесла:
– Ричард, ты должен знать, что в жизни мне всегда приходилось о ком-то заботиться. Твой отец был сложным человеком. Если иногда он и был с тобой строг, то лишь потому, что надеялся на твой будущий успех в жизни. Нельзя забывать, что папа пережил много неудач.
(Я подумал: «Скоро начнет про карьеру священника».)
– Насколько тебе известно, он так и не получил митру. Именно поэтому папа мечтал о том, что сын сделает успешную карьеру в Церкви. Знаю, у тебя совсем другие планы, и больше не будем об этом. Но теперь пришло время определиться, чем ты будешь заниматься в жизни. Почему бы не написать дяде Томасу? Извинись за свое поведение и скажи, что если его великодушное предложение все еще в силе, ты с благодарностью его примешь.
– Что, мама? Я должен пресмыкаться перед человеком, который ненавидел своего собственного брата и навредил ему?
– Не говори так, Ричард. Он платил за твое обучение в Кембридже. Поступил бы он так, если бы ненавидел папу? История гораздо более запутанная, чем тебе рассказывали. Братья поссорились из-за нашей женитьбы.
– Знаю, он был против, но не понимаю почему.
– Я объясню, – продолжила она. – Когда мы объявили о помолвке, мои тетушки и дядюшки пришли в ужас. Они глядели на него и Томаса свысока, потому что наш отец был всего лишь служащим в юридической конторе.
– Но разве он не заступился за тебя?
Она начала нервно теребить свое рукоделие, а потом сказала:
– К тому времени он уже был нездоров.
У меня появилось ужасно странное чувство. Мама что-то скрыла или даже исказила правду.
– Но он сдал нам с твоим отцом этот дом в аренду на двадцать один год.
– Ты же говорила, что дом твой! Что дед оставил его тебе.
– Да, но по завещанию, которое кузина Сибилла теперь оспорила. Как только дело решится, дом будет мой.
– Если мы его отсудим. А если нет? Когда истекает аренда?
– В следующем декабре, – сказала она, запинаясь.
– Значит, если мы проиграем, нам негде будет жить. Что говорит Боддингтон?
Она опустила глаза и пробормотала:
– Его тревожат расходы.
– Насколько они велики?
– Я заплатила сотню фунтов.
– Сто фунтов! Мама, суд нас погубит! Об этом надо поговорить с Боддингтоном.
Мама опустила пяльцы:
– Нет! Я тебе запрещаю. Не вмешивайся.
– Не понимаю, зачем обращаться в суд, чтобы получить то, что твое по завещанию отца.
Она не ответила.
Я совершенно уверен, что человек, разбивший сердце Эффи, – племянник герцога. Конечно же, он наследник титула и всех богатств. Неужели Эффи почти герцогиня?
Утро выдалось морозное и ясное, и мне надо было выбраться на свежий воздух. Я прошел через деревню, бесцельно побрел куда-то и, к своему удивлению, вскоре оказался в деревне Традвел, где жила леди Терревест. Я подумал, что хорошо бы посмотреть на ее особняк, поэтому узнал дорогу и подошел к высокому дому из красного кирпича. Он выглядел безрадостным и угрюмым.
Чувствуя, что Эффи скоро выйдет, я устроился немного поодаль у дороги за большим деревом. Естественно, спустя полчаса она появилась и, держась на расстоянии, я проследовал за ней до самого дома. Сестра вошла в магазин на несколько минут, но больше никуда не заходила.
После ланча я решил протянуть руку дружбы и сказал ей:
– Давай сыграем дуэтом? Моя флейта теперь со мной.
– Ты не способен держать ритм, – ответила она.
Только что спустился в гостиную. Матушка сидела на диване и тяжело кашляла. Когда мама выходила из комнаты, я заметил, что она уронила носовой платок. На нем были пятна крови. Неужели она серьезно больна? Неужели Евфимия говорила именно об этом? Если так, то понятно, для чего служили полотенца и тазы, замеченные мною сразу по приезде и впоследствии исчезнувшие.
Мама и Эффи снова поругались – повышенные тона и хлопанье дверей, – но когда пришла мисс Биттлстоун, сумели примириться или, по крайней мере, создали видимость добрых отношений.
Наша гостья – первая гостья в доме! – была принята радушно, и я наблюдал, как мама взяла на себя роль, которую ей часто приходилось играть в прежние времена, когда она председательствовала за чайным столом, где собирались жены младшего духовного звена. Очаровательная, внимательная, даже веселая. «Орудует сладкими речами, словно рапирой», – говаривал папа.
Мне было поручено открыть дверь и с должным почтением провести старуху в гостиную. Было холодно, даже несмотря на то, что ради нашей гостьи Бетси развела в камине огонь.